Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

Все это время Фердинанд носился, словно лодка без руля и ветрил, в бурных потоках конфликтующих интриг. С одной стороны, на него наседал папа, требуя письменно обещать курфюршество Максимилиану, с другой стороны, король Испании навязывал ему английский план, а курфюрст Майнца, конституционалист, предупреждал, что он наживет опасного врага в лице Саксонии, если выполнит желание Максимилиана. В Европе к императору, который обладал столь скудными личными ресурсами и не распоряжался собственной судьбой, относились с презрительной жалостью, а результат регенсбургских переговоров, как полагало большинство, зависел от того, чье давление окажется сильнее – Испании или Баварии. Такая ситуация была выгодна Фердинанду, ведь даже если он, по-видимому, действовал вполне сознательно, ему было выгоднее изображать себя жертвой обстоятельств. Если он добьется передачи курфюршества Максимилиану, то укрепит свою императорскую власть; если же его постигнет неудача, он может снять с себя всякую ответственность и ничего не потерять.

Между тем Фердинанд был готов временно пожертвовать испанскими интересами ради продвижения своих более изощренных планов. Он был Габсбургом по отцовской линии, а по материнской – немцем, и в нем сильна была иллюзия национальной принадлежности. В конечном счете он, как и все его предшественники, видел свой долг в служении интересам династии, но в германском, имперском, а не испанском смысле, и он видел спасение династии не в завоевании голландских Нидерландов, а в реформе империи. Когда к империи вернется ее могущество, ни одна европейская нация, ни один правящий дом не смогут противостоять Габсбургам. Он был готов повременить с неотложными требованиями испанцев, но не ради того, чтобы угодить Баварии, а для того, чтобы послужить более высоким династическим целям.

Лишь немногие из князей, собравшихся в Регенсбурге в январе 1623 года, были настроены поддержать предложение Фердинанда. Чтобы избежать трудного решения, курфюрсты Саксонии и Бранденбурга вовсе не прислали туда своих полномочных представителей; поэтому никакое постановление съезда не стало бы для них юридически обязательным. Да и что толку в этих мелочных пререканиях из-за конституции, когда единственная в Германии вооруженная сила принадлежит герцогу Баварскому и находится в распоряжении императора! Любые действия Фердинанда, законные или незаконные, будут иметь силу, и князьям придется признать их как свершившийся факт.

Съезд в Регенсбурге продлился шесть недель, и князья, равно как и испанский посол, приводили всевозможные доводы против передачи курфюршества. Напрасно в пику требованиям Максимилиана заявляли о правах невинных детей Фридриха – четырех крепких здоровьем сыновей, а также младшего брата Фридриха и князя Нойбургского, католика, состоявшего в более близком родстве с мятежным курфюрстом, чем Максимилиан Баварский. Но Максимилиан и Фердинанд стояли на своем, причем Максимилиан вызывал явное неодобрение, а Фердинанд – жалость собравшихся.

Герцог играл на руку императору. Личные амбиции заставили его закрыть глаза на нарушение германских свобод. Его старый отец, уже почти 30 лет находившийся в отставке, в последний момент попытался предостеречь сына от необдуманных поступков. Но Максимилиан, сам уже поседевший у власти, не прислушался к голосу из прошлого века.

Фердинанд пошел лишь на одну уступку сомневающимся князьям. Курфюршество жаловалось пожизненно, и, таким образом, после смерти Максимилиана его можно будет вернуть детям Фридриха; герцог был уже стар, а его жена миновала детородный возраст. 23 февраля 1623 года Фридриха низложили, а через два дня Максимилиан получил его титулы. Во время инвеституры в зале царила гнетущая пустота, поскольку на церемонию не явились ни представители Саксонии и Бранденбурга, ни испанский посол. Курфюрст Майнцский вел ее с растерянным видом, часто прерывался, чтобы почесать голову, словно подыскивая слова, а благодарственной речи Максимилиана не хватало блеска и уверенности, как будто в этот последний момент, когда отступать было слишком поздно, он вдруг задумался о том, куда же завели его династические амбиции. Он добился личных выгод за счет тех самых свобод, на которых основывал свою власть, как и все германские князья. Завтра он может оказаться на месте Фридриха, ведь он сам вложил в руки императора оружие, которое Фердинанд не побоится применить. Вскоре придет пора, когда он пожалеет о том, что пожертвовал германской конституцией ради Баварии и открыл дорогу для безудержного потока насилия. Человек, больше всех старавшийся не допустить усиления императорской власти, своими руками разрушил конституцию, которую защищал.

5