Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

На месте Фердинанда умный политик мог бы столкнуть лбами две стороны – Иоганна-Георга Саксонского и Максимилиана Баварского. Религиозный фанатик продался бы Католической лиге душой и телом и отвоевал бы Германию для церкви любой ценой, невзирая на потери для императорского престижа. Фердинанд в силу своего происхождения и мировоззрения не мог сделать ни того ни другого. Он был истым, рьяным католиком, и потому говорить о том, что он «использовал» Католическую лигу, значит несправедливо отнестись к его убеждениям, ведь, пока Католическая лига служила церкви, сердце Фердинанда оставалось с ней. Но когда Католическая лига стала угрожать его династии, в игру вступили новые силы. Его политические и религиозные взгляды неразрывно переплелись; он искренне верил, что только династия Габсбургов способна вернуть Германию в лоно церкви и что, если Католическая лига угрожает стабильности его династии, это ставит под угрозу и благополучие католической Европы. Одно только это глубокое убеждение оправдывает его действия и объясняет кажущееся лицемерие его поступков. Он выиграл полбитвы с помощью Католической лиги; теперь он должен найти какое-то новое оружие, чтобы подчинить уже ее саму. Вполне вероятно, что Фердинанд, человек простой и больше склонный к физическим упражнениям, чем интеллектуальным занятиям, плохо представлял себе стоявшие перед ним сложности, но с тех пор в его политике главенствовали два стремления: усилить власть Габсбургов на землях, принадлежащих династии, и по возможности найти способ избежать каких-либо новых обязательств перед Максимилианом Баварским. Этих целей он и намеревался достичь в те часы, которые добросовестно отводил государственным делам между молитвами и охотой.

В выполнении этой задачи ему должны были помочь два исключительно способных человека: его друг и главный министр Эггенберг и священник-иезуит Ламормен[40], которые вместе только и оказывали постоянное влияние на его податливые, но ненадежные суждения. Эггенберг был его главным советником уже несколько лет, а Ламормен стал духовником Фердинанда лишь в 1624 году. Он родился в Люксембурге, в зажиточной крестьянской семье, сухопарый, высокий человек с уродливой хромотой, из-за которой еще в детстве ему пришлось искать приют в семинарии. Он отличался строгими нравами, простыми привычками и фанатичными убеждениями. Фердинанд никогда не питал иллюзий относительно политической святости церковников. Несмотря на щепетильно уважительное отношение даже к самому простому деревенскому священнику, он мог, не задумываясь, арестовать и силой удерживать кардинала[41] в узилище и еще в молодости удалил исповедника одного из своих братьев, поскольку не одобрял того, как тот пользовался своим влиянием. Тем не менее разумный человек всегда мог установить с ним такие отношения, которые делали исповедальню мощным орудием политики, пусть даже и не главным. Ламормен прекрасно подходил Фердинанду: он проявлял искренний, сочувственный интерес к его семье и охотничьим забавам, избегал всякого проявления политического превосходства и давал советы, когда его спрашивали, с той логикой, точностью и ясностью, которых Фердинанд привык ожидать от иезуитов.

5 апреля 1623 года Фердинанд уехал из Регенсбурга в Прагу, чтобы приступить там к осуществлению своих планов по укреплению и стабилизации власти Габсбургов. В его свите присутствовал папский нунций – кардинал Карафа, один из самых способных членов того семейства, из которого произошли величайшие папы времен Контрреформации. Именно с его помощью Фердинанд рассчитывал возвратить Чехию в лоно церкви.

Пять лет миновало с тех пор, как Фердинанд в последний раз бывал в Чехии, и земли, по которым он проезжал, несли на себе страшные признаки перемен. От Регенсбурга до границы его дорога пролегала через Верхний Пфальц, где войска Тилли оставили за собой чудовищную разруху. Местные крестьяне, как видно искренне преданные своему низложенному курфюрсту[42], часто отказывали в еде и крове солдатам-католикам, тем самым навлекая на себя необузданную ярость захватчиков. Максимилиан, чтобы предотвратить дальнейшие бедствия, насильно разоружил всю провинцию; а между тем естественные заступники крестьянства, местное дворянство, не такое преданное, как их народ, поспешило договориться с новым правительством, оставив своих крестьян без защиты. Нехватка жалованья подорвала дисциплину в армии Тилли еще летом 1621 года. Свои обиды за нищету они вымещали на несчастных деревнях Пфальца с буйством армии завоевателей. В городах они грабили даже больницы и чумные бараки, заражая таким образом свои же ряды и распространяя чуму по всей провинции. Перейдя границу Чехии, Фердинанд отправился по следам опустошительного похода Мансфельда, да и другие части его владений пострадали не меньше. Провинция Моравия, которую в последние два года казачьи войска защищали от возможного вторжения Габора Бетлена, лежала в руинах, а из-за эпидемий, голода и бегства жителей население сократилось на три четверти с лишним.