Тридцатилетняя женщина

Девушка не проронила ни слова и, посмотрев на маркизу вопрошающим выразительным взглядом, опустила глаза. С той минуты, как генерал и его жена попытались воспротивиться словами и действием странному вторжению незнакомца в их семейный круг, и с той минуты, как он устремил на них какой-то ошеломляющий взгляд, оба они впали в необъяснимое оцепенение, и их онемевший рассудок не мог отразить сверхъестественную власть, которая их подчинила. Они чувствовали, что им не хватает воздуха, они задыхались, но не могли обвинить в этом того, кто так угнетал их, хотя внутренний голос подсказывал им, что именно в этом человеке, в этом чародее таится причина их безволия. Генерал, чувствуя упадок духа, понял, что он должен собрать все силы и образумить дочь: он обнял Елену и отошел с нею к окну, подальше от убийцы.

– Дорогая моя девочка, – вполголоса сказал он, – если какая-то необыкновенная любовь вдруг родилась в твоем сердце, то вся жизнь твоя, чистота твоих помыслов, твоя невинная и набожная душа доказали мне, что у тебя стойкий характер, и я думаю, что силы у тебя довольно, чтобы не поддаться минутному безумию. Значит, в поведении твоем кроется тайна. Так вот, мое сердце полно отеческой снисходительности, доверься ему, и если ты даже ранишь его, я заглушу свои страдания, я никому не расскажу о твоей исповеди. Послушай, может быть, ты ревнуешь нас к своим братьям, к сестрице? Что с тобой? Любовь ли смутила твою душу или ты несчастлива дома? Скажи мне, что заставляет тебя оставить нас, покинуть семью, лишить ее того, что всего в ней милее, бросить мать, братьев, сестру?

– Папенька, – ответила она, – я не ревную, я ни в кого не влюблена, даже в вашего друга, господина де Ванденеса.

Маркиза побледнела, и дочь, наблюдавшая за нею, умолкла.

– Но ведь мне рано или поздно придется покинуть вас и жить под покровительством мужа.

– Ты права.

– Разве мы знаем тех, с кем связываем свою судьбу? А в этого человека я верю.

– Дитя, – заметил генерал, повышая голос, – ты не представляешь себе страданий, которые ждут тебя.

– Я думаю о его страданиях.

– Что за жизнь предстоит тебе! – промолвил отец.

– Жизнь женщины, – прошептала дочь.

– Вот как! Откуда у вас такая осведомленность? – воскликнула маркиза, обретая дар слова.

– Сударыня, вопрос подсказывает мне, как ответить. Извольте, я буду говорить яснее…

– Говорите все, дитя мое!.. Ведь я мать.

Тут дочь взглянула на маркизу, и этот взгляд заставил мать умолкнуть.

– Елена, я стерплю все ваши упреки, если вы найдете причину для упреков, только бы не видеть, что вы последуете за человеком, от которого все бегут с ужасом.

– Вы сами понимаете, сударыня, что без меня он будет совсем одинок.

– Довольно! – крикнул генерал. – Отныне у нас только одна дочь.

И он взглянул на спавшую Моину.

– Я вас заточу в монастырь, – прибавил он, повернувшись к Елене.

– Воля ваша, отец, – ответила она с спокойствием отчаяния. – Тогда я умру. Вы держите ответ за мою жизнь и за его душу только перед Господом Богом.

Наступило тяжелое молчание; по обычным представлениям светских людей, сцена эта была позорной, и они не решались посмотреть друг другу в глаза. Тут маркиз заметил свои пистолеты, схватил первый попавшийся, взвел курок и навел дуло на неизвестного. Обернувшись на шум, незнакомец спокойно и пристально посмотрел на генерала, рука которого, дрогнув от непреодолимой слабости, тяжело опустилась и выронила пистолет.

– Дочь моя, – сказал тогда отец, изнемогая от этой страшной борьбы, – вы свободны. Поцелуйте свою мать, если она согласится на это. Я же больше не хочу вас видеть, не хочу слышать вас…

– Елена, – обратилась мать к девушке, – подумайте, ведь вы станете нищей!

Хриплый стон вырвался из широкой груди убийцы и привлек к нему все взгляды. На его лице было написано презрение.

– Гостеприимство, которое я вам оказал, обходится мне дорого! – воскликнул генерал, вставая. – Вы убили не одного старика, вы убиваете целую семью. Что бы там ни было, а этот дом погрузится в безысходную печаль.

– А если ваша дочь будет счастлива? – спросил убийца, пристально смотря на генерала.

– Если она будет счастлива с вами, – ответил отец, делая невероятное усилие над собой, – я не буду горевать о ней.

Елена, робея, опустилась на колени перед отцом и ласково сказала ему:

– Отец, я люблю вас и почитаю, станут ли мне напутствием сокровища вашей доброты или суровая немилость… И я заклинаю вас, пусть последние слова ваши не будут внушены гневом.

Генерал не решался посмотреть на дочь. В этот миг к ним подошел незнакомец и, улыбаясь Елене улыбкой, в которой было что-то и демоническое и небесное, сказал:

– Ангел милосердия, которого не страшит убийца, нам пора уходить, раз вы твердо решили вручить мне свою судьбу.

– Нет, это непостижимо! – воскликнул отец.

Маркиза бросила на дочь какой-то странный взгляд и протянула к ней руки. Елена, рыдая, бросилась в ее раскрытые объятия.

– Прощайте, маменька, прощайте! – повторяла она.