— Вы уверены, что говорите о цыганах?
— Я говорю о наших курляндских цыганах. Говорят, что их исторической родиной является не разноцветно-лоскутная Индия, а строгий и воинственный средне-гималайский Непал.
— Очень интересно… Не пригласите ли их к нашему шалашу?
— Сию же минуту…
Барон достал из кармана камзола боцманскую дудку и сыграл на ней «Большой сбор». Пестрое броуновское движение на пляже тут же прекратилось, и уже через несколько секунд у волнореза стояли по стойке «смирно» две шеренги непальских гурков, вооруженных барабанами и боевыми флейтами.
— Вот они, наши цыгане! Чудо-молодцы! Как вы их находите?
— Да, я узнаю этот типаж. Их непальские родственники обычно служат в спецподразделениях Британской армии и армии Ост-Индской компании. Вам повезло с музыкантами, барон! Как я вижу, среди них есть не только средне-гималайские азиаты, но и представители других благородных народов Европы, Азии и обеих Америк.
— Сегодня День Летнего Солнцестояния — в Триггервиль приехало много моих друзей. Все они являются резервистами нашего цыганского хора.
Как правило, заглядывают сюда по престольным праздникам и еще на тренировочные сборы.
— Я вижу, что среди ваших замечательных цыган есть и женщины. Они поют или танцуют?
— И то и другое. Кроме того, умеют метать в цель штыковые лопаты и убивать взглядом.
— Я в восхищении, барон! Еще не слышал ни одной цыганско-курляндской песни, но уверен, что такого танцевально-музыкального коллектива не было даже у самого короля-солнца Людовика Четырнадцатого. Дайте перевести дух…
Женская часть труппы просто сражает наповал… Как представлю их поющими, так сердце замирает.
Последний раз я был в таком состоянии лет шестьсот назад, в Тирренском море, когда во время извержения Везувия меня сначала накрыло пеплом, а потом по голове ударила шаровая молния.
— На вас, наверное, так подействовал синхронный выстрел голубых, карих и черных глаз курляндских цыганок. Не переживайте… Если бы они действительно захотели применить свое оружие в полную силу, то обязательно спросили бы на это разрешения у регента хора. Впрочем, перед тем как они запоют, я бы посоветовал морально подготовиться…
— Я уже приготовился. Наверное, лучшим решением будет попросить их не петь сегодня, дабы не приземлять высокий полет моей фантазии…
— Тут я с вами полностью согласен, Тригг. Фантазия всегда бежит впереди реальности, и довольно далеко впереди. Не нужно ее задерживать и приземлять конкретикой.
От себя же могу заверить, что таких густых басов и таких насыщенных меццо-сопрано вы не найдете ни в Вене, ни в Милане. Можете совершенно спокойно и с чистым сердцем рассказать об этом вашим близким.
Но… мы заговорились. Может быть, приступим к завтраку? Сегодня в честь праздника у нас жареные корни триггервильского камыша и балтийские печеные устрицы под еловым соусом.
— С удовольствием все это отведаю, господин барон, только мне нужно еще пару минут, чтобы прийти в себя и отдышаться после увиденного…
— Простите меня, что столь необдуманно подверг вас такому испытанию. Я забыл предупредить, что без подготовки нельзя смотреть курляндским цыганкам в глаза. Хотите, я попрошу их надеть черные очки?
— Боюсь, что это не сильно поможет…
— Тогда давайте сегодня просто отобедаем вдвоем. Я извинюсь перед дамами и объясню ситуацию. Они поймут, не первый раз, слава богу…
Тем не менее, одной проблемой у вас стало меньше, дорогой Тригг. Вы теперь избавлены от патрулирования светского променада на Английской набережной. Заметьте, что ни одна из цыганских дам и бровью не повела при виде вас.
И уж тем более не повысила голос даже на полтона.
— Я до сих пор пребываю в изумлении от увиденного. Поверить не могу… Дайте перевести дух…
Барон подошел к регенту хора и что-то тихо сказал ему на ухо. Тот мягко улыбнулся и понимающе кивнул. Тут же последовала команда: «Разойдись!» При произнесении последней буквы этой команды на пирсе не осталось даже следов на песке. Как будто и не было никого…
— Знаете, барон, а ведь жареный камыш по вкусу очень похож на колумбийский батат. Он тоже из рода пасленовых?
— Я как-то никогда не думал об этом. Ботаническими исследованиями занят мой добрый садовник Мюллер. Это новый псевдоним известного глобального философа Пахома Никонова, моего ординарца. Под простой немецкой фамилией он публикуется в научных журналах Европы… Вам, наверное, будет интересно обсудить с ним прошлогодний урожай пасленовых и бобовых… А еще он может такие вещи рассказать про какую-нибудь сложноцветную завязь в лепестках горчичных орхидей, что вы забудете обо всех противоречиях между Платоном и Сократом.
— Ну, это как-нибудь в другой раз. Я пока нахожусь под впечатлением от женской части цыганского хора. Увиденное сегодня всколыхнуло в душе целый пласт уже, казалось, забытых воспоминаний.
— Вот не ожидал. Неужели вы не имели успеха у женщин?
— Тут дело не в «успехе» или в «неуспехе». После той злосчастной победы над кентаврами процессы распада коснулись и этой сферы…