Тригг и Командор

Такие понятия, как честь, совесть, доблесть и достоинство, не имеют четких границ, и процесс размывания и последующего их растворения в мутной жиже демагогии занимает длительное время. На это уходят годы, а то и десятки лет. Заметить подмену очень не просто. Обычно под удар попадает одно поколение, а почва из-под ног уходит уже у следующего…

Призывы к примитивному имущественному равенству принесли, конечно, множество бед всем цивилизациям, но именно равенство полов привело страну к тотальному исчезновению.

Женская эмансипация была последним и сокрушающим ударом по всем мыслящим гражданам от мала до велика.

— Вы хотите сказать, что кавалеры утратили благосклонность дам и наоборот? Разве такое возможно? Это ведь противно природе вещей!

— Абсолютно согласен. Но тем не менее это случилось…

— Как я понимаю, это было что-то вроде женского Пугачевского бунта? Только каким образом и зачем это все им понадобилось? Кроме того, в корсете и кринолинах можно сесть только в дамское седло, которое совсем не приспособлено не только для сабельного боя, но даже для дневного маршевого перехода.

— Никто до сих пор и не знает, зачем и кому это вообще понадобилось. Не было в этом процессе ни Пугачевых, ни Робеспьеров.

Как показывает опыт столетий — из ничего и возникает Ничего. Только так…

Знаете, чтобы стать скотиной, мыслящему существу совершенно не обязательно сразу переселяться в хлев или становиться на четвереньки рядом с домашней свиньей.

Стоит только поставить под сомнение некоторые цивилизационные запреты, и ваш дом сам по себе превратится в загон для скота. Без всяких архитектурно-дизайнерских переделок.

Наличие ТАБУ — это основа любой цивилизации. Ее фундамент.

Размой фундамент, и падет любая неприступная крепость.

— Это понятно. Вроде бы у Плиния Старшего есть рассказ о том, как Тиберий при взятии Лорентузы направил русло реки прямо на крепостной вал херусков. После того, как стены обвалились, им пришлось сдаться на милость победителей. Могу себе представить милость Тиберия и его легионеров…

— Мне кажется, что об осаде Лорентузы рассказывал не Плиний, а Саллюстий. Простите, что перебил.

— Похоже, вы правы, действительно, Саллюстий. Я вот, к сожалению, никогда не принимал участия в длительных осадах. Легкая кавалерия, особенно гусарские эскадроны, больше используются для разведки боем, преследования противника или разгрома его тыловых коммуникаций. Осада — дело саперов и канониров. Кстати, скоро ко мне приедет погостить старинный товарищ. Он, правда, из егерей, но после того, как с возрастом погрузнел, написал рапорт о переводе в канониры.

Командует сейчас Кронштадскими бастионами. Кстати, виски, что мы сейчас пьем, создан мною в его честь.

— Буду рад с ним познакомиться.

— Но мы немного отвлеклись от женской темы.

— Согласен. Я хотел сказать, что мужчины и женщины изначально абсолютно противоположны, как полюса на магните. Какое может быть между ними равенство? Установление равенства между полюсами может означать только одно — исчезновение взаимного притяжения.

Прошло уже несколько тысячелетий, а я до сих пор не знаю, как можно жить на свете без этого притяжения.

Слоняться из угла в угол, туда-обратно от Геркулесовых столбов до Огненной земли, изображая деловитость?

Сегодня утром я был сражен наповал взглядом цыганских глаз, цвета которых я даже толком не разглядел…

В одном взмахе тех ресниц было больше смысла, чем во всех прожитых мной тысячелетиях.

— Вы хотите сказать, что не общались с дамами уже несколько тысяч лет?

— Именно так.

— Они что, все погибли в той пугачевщине, то есть «эмансипации», о которой вы говорили? Неужели никто не выжил?

— То была эпидемия похуже чумы. Гораздо более смертоносная и беспощадная.

Как доктор, я уже знаю все стадии болезни, могу описать и даже составить подробный учебник для медицинских факультетов. Только давно уже нет ни моей страны, ни тем более этих факультетов — ни медицинских, ни гуманитарных, ни технических.

— Не могли бы вы хотя бы пунктиром обрисовать основные этапы этой болезни?

Вы ведь знаете, что я тоже не чужд врачеванию — почти знаком с Лейбницем, умею лечить малярию отваром табака, а ушибы — подорожником.

Кроме того, в совершенстве владею компасом, секстаном, астролябией и дистилляционным аппаратом… Думаю, что готов к постижению любой точной науки, тем более такой простой, как медицина.

— Я это сразу понял, барон, потому и рассказываю именно вам.

— Я весь внимание. Только давайте все-таки выпьем, наконец, за корпус Остерман-Толстого, а то мы как-то про него забыли…

— За Остермана!

— И за его корпус!

— Я начинаю уже привыкать и к «Фельдъегерской»… Так на чем я остановился?

— На стадиях болезни

— Тогда сначала и по порядку.

Первые признаки эпидемии выглядят хоть и парадоксально, но еще вполне прилично.

Речь поначалу идет о тяжелой женской доле, и, совершенно непонятно почему, из осознания этой тяжести вытекает требование о свободном допуске к голосованию в каком-нибудь собрании гороховых шутов типа парламента, народного царандоя или большого курултая.