Тригг и Командор

Днем они легко проходят не только сквозь слоистые облака, но и через хмурые тяжелые тучи, что приносит колючий полярный ветер из шведских фиордов.

Ночью за освещение местности принимаются морские светлячки, да так ярко и радостно, что образованные люди специально приезжают сюда почитать художественную и техническую литературу.

Всем ученым докторам Европы давно известно, что ночной загар гораздо полезнее дневного — он не только лечит меланхолию, но и ложится ровнее, да и выглядит намного лучше.

В Батарейной бухте часто можно встретить коренных жителей Лазурного берега, старого Баден-Бадена и новых Карловых Вар, приезжающих сюда на морские оздоровительные процедуры. Они бродят босиком по бескрайнему пляжу и при встрече раскланиваются, приподнимая котелки.

Люди из общества на этом берегу дышат озоном или пишут картины про бури и шторма, в подражание Айвазовскому.

Предприимчивые коммерсанты наливают во флаконы из-под флёрдоранжа целебную воду бухты и тайно увозят ее в Константинополь, где, запутывая следы, продают как французское средство от морщин.

От песчаных дюн за спиной и до корабельных мачт за горизонтом воздух тут наполнен солью свободы и духом истины в самой последней инстанции.

Художники всего мира едут сюда за вдохновением, писатели — за мудростью, физики — за парадоксами.

Барон Иоахим фон Юкскюль здесь просто живет и смотрит на море.

* * *

На «Неустрашимом», мерно покачивающимся у центрального волнореза, обед плавно перетек в полдник, а полдник уже начал демонстрировать все признаки ужина.

Печеные корни камыша имели такой успех, что пришлось повыдергивать весь местный камыш до самой Нарвы на западе и Черной Лахты на востоке.

— Дорогой Тригг, мы уже восемнадцатый раз пьем за пятую бригаду боевых кашалотов и примерно столько же — за батарею Раевского и Багратионовы флеши. И, хотя мне хотелось бы выпить также и за корпус Остерман-Толстого, я позволю себе напомнить вам о женском вопросе.

Мы никуда не будем торопиться — давайте еще пару раз выпьем за бригаду кашалотов, а уж за Остермана поднимем бокалы после вашего рассказа.

— Согласен. Я почти готов к погружению в те грустные воспоминания. Итак — за пятую бригаду!

— За пятую!

— Великолепно! Что мы сейчас пьем? Это уже не «Секешфехервар»? Жаль, если он кончился, я уже успел к нему привыкнуть…

— Это «Karaseff» — фельдъегерская крепкая. Боюсь, что мы с вами ликвидировали весь запас «Секешфехервара» последнего урожая. Но не переживайте, благородных напитков у меня на мызе хватит еще на несколько сотен бригад боевых кашалотов, а также и на все виды кавалерии, включая союзническую и вспомогательную…

— Очень рад, если дело обстоит таким образом. Я ведь, знаете ли, очень консервативен — если начал к чему-то привыкать, то с трудом обрываю нить этой привязанности. Даже к сорту виски. Хотя фельдъегерская крепкая мне тоже очень понравилась.

— Просвещенный консерватизм — это основа миропорядка. Я сейчас же пошлю своего адъютанта в Австро-Венгрию за «Секешфехерваром», к барону Фреттеру-Пико. Он не откажет мне в столь деликатной просьбе…

Думаю, что в ближайшее же время весь венгерский урожай этого триггер-виски будет в нашем распоряжении… А пока… Еще раз за пятую бригаду!

— Еще раз за пятую бригаду боевых кашалотов Саргассова моря! Я уточняю потому, что была еще одна пятая бригада, на Восточном театре, у островов Зеленого мыса, но я там не служил…

— Как я вас понимаю… Но вы намеревались рассказать о женском вопросе. С чего все началось?

— По правде говоря, никто и не понял, с чего конкретно все началось. Очень мягко и понемногу стали исчезать все смыслы — медленно, один за одним…