– Князева должны были усыновить. Точнее, у него всегда была мать. Большая часть детдомовских детей не сироты. Их родителей лишили родительских прав. Но обычно родителям до детей нет дела. А к Князеву мать иногда приходила, приносила подарки, гуляла с ним. Забирала на несколько дней. Его мать, Ольга Федосеева, из очень хорошей семьи, из семьи ученых, отец – известный архитектор, мать – врач. А Ольга, единственная дочь, забеременела рано от женатого мужчины, который не собирался на ней жениться. Родители посадили ее под домашний арест, ребенка сдали в детдом. Когда все утихло, она стала навещать сына тайком, но о том, чтобы забрать, речь не шла. Когда мать Ольги умерла, отец смягчился, женщина смогла уговорить отца забрать сына домой. Старость, одиночество, наверное, угнетали его. Но Князеву опять не повезло. Ольгу сбила машина. И вот через год дед прислал представителя, чтобы забрать внука из детдома. Просто с документами на усыновление. Ни дед, ни адвокат этот не ходили к парню, в глаза его ни разу не видели. Ну и когда у нас случился пожар… Князев погиб. Антонов отправился к деду как его внук. Антонов как-то сам так решил. Вроде как навестить сначала собирался, а потом внуком назвался. Я не стал мешать. Какая, по сути, разница. Дед остался один, ему нужен внук, родная душа. Он у него появился. В документах написали, что погиб Антонов. Детдомовские мало кого волнуют. Один погиб или другой, разбираться никто не стал.
– Может, даже так и лучше, – философски рассудила Кира, пребывая в задумчивости, пока не столкнулась со взглядом Григория. Девушка пояснила ему: – Ну у настоящего Князева должны быть претензии к деду, обиды затаенные, он его в детдом сдал, матери лишил, семьи. Как они дальше будут жить? Придется сложно налаживать взаимоотношения. А с Антоновым нормально, у него никаких претензий.
Самбуров пожал плечами.
– Вы не знаете детдомовских детей, если думаете, что у них бывают хоть какие-то обиды на мать или семью, – покачал головой Игорь Дмитриевич. – Но Князева уже не было, а Антонов был. И получилось вот так.
…Кира и Самбуров в задумчивости покидали дом бывшего директора детского дома. На сиденье машины девушка поерзала и вытащила из-за пояса фотографию, ту самую, со всеми друзьями.
– Вергасова! Ты ограбила старика! Ты лишила человека памяти и возможности ностальгировать. – Самбуров даже не возмущался. Кира всегда шла к своей цели кратчайшим путем. Условности и приличия ее волновали редко, к этому он уже привык. – Это классифицируется как…
– Как изъятие улик, – решила специалист по психопатологии, шмыгнув носом и выразительно посмотрев на Григория.
Самбуров округлил глаза.
– Имей в виду. Если кто-нибудь напишет на тебя заявление за мелкую кражу, я не стану вмешиваться, придется тебе просить помощи у Татьяны Николаевны!
– Очень плохая шутка, – огрызнулась Кира. – Верну я эту фотографию! Он бы сам не дал! Пришлось бы ордер выписывать, или как там правильно оформлять изъятие? Потом сюда присылать за фото кого-то специально. Это долго. Мне сейчас нужно, – отмахнулась Кира. – Я посмотрю и верну. У тебя есть лупа? Вот у этого, Антонова, странно как-то рука зажата. Нечеткое фото. По этой карточке даже не разберешь, похож Халилов на наш фоторобот или нет.
– Специалисты увеличат и посмотрят.
– Вот! А ругаешься, что я ее стащила!
Самбуров покачал головой. Володя наконец-то прорвался к шефу и делился добытой информацией. Григорий поставил телефон на громкую связь. Серьезная ответственность, которая являлась буквально синонимом Володи, полилась из динамика: