– Нет. Никто ее не насиловал. Ну, во всяком случае, явно. Напоили. Сама пила, потом себя не контролировала… – Презрение дополнилось усталостью. Этот случай не задевал за живое бывшего педагога. – Да, к нашему стыду, такое случается не редко. Беременность несовершеннолетней. Учителя не доглядели. Саша умерла при родах, – подтвердил директор ее догадку. – Возможно, это даже к лучшему. Знаете, есть такое мнение: «Как бы долго ни болтался на улице мальчик, в каких бы сложных и незаконных приключениях он ни участвовал, как бы ни топорщился он против нашего педагогического вмешательства, но, если у него есть – пусть самый небольшой – интеллект, в хорошем коллективе из него всегда выйдет человек… Девочка, рано в детстве начавшая жить половой жизнью, не только отстала – и физически, и духовно, она несет на себе глубокую травму, очень сложную и болезненную…»[13]
.– И человека из нее, я так понимаю, согласно этому мнению, уже не получится? – уточнила Кира и получила утвердительный ответ. – Да. Макаренко, наверное?
– Совершенно верно. Знакомы с трудами?
– Нет, угадала, – Кира уже не спрашивала, она утверждала. – Саша родила девочку. Где эта девочка?
– Да, за месяц или два до пожара она родила. Ребенка оправили в Дом малютки, как обычно делают в таких случаях. Возможно, ему досталась лучшая учесть, чем избрала себе мать, и его усыновили. У малышей на это намного больше шансов, тем более полных сирот. Если нет, то детский дом. Я не помню пол ребенка и как назвали.
– Девочка. Это была девочка. Я знаю, как ее назвали, – Кира грустно улыбнулась. – Как мать.
Специалист по психопатологии осмотрела комнату, потом ее хозяина. Он снова не выдержал ее взгляда и встал приготовить чай повторно. Цокнула кнопка на электрическом чайнике. Что еще тревожит бывшего директора детского дома? А он о чем-то беспокоился. На бледной, пергаментной, покрытой морщинами коже проступил румянец, взгляд не находил себе места. Он уже несколько раз посмотрел в сторону двери, с нетерпением ожидая, когда гости уйдут. Он бы уже выставил гадкую девчонку прочь, но удостоверение подполковника Самбурова мешало проявить чувства в полном объеме.
– В меня влезет еще три чашки чая, – сказала Кира и удовлетворенно отметила, что хозяин дома оторопел, почти испугавшись ее заявления. – А если посетить туалетную комнату, то больше. И я не уйду, пока не выясню, что вы скрываете. Должен кто-то прийти? Кто-то связанный с выпуском восемьдесят седьмого.
Девушка перехватила чашку из его рук.
– Вы назойливы. Я устал. Я все рассказал, нечего больше добавить, – заявил Игорь Дмитриевич.
– Нет, вы никого не ждете, – Кира закусила губу, не обращая внимания на возражения педагога. – Вы видели этих ребят после выпуска?
– Видел, – признался учитель. – В газетной заметке «похороны какого-то там авторитета». Халилов и Антонов были у гроба. Близко. Я огорчился.
– Хорошо, что не вы были на месте авторитета, – глупо пошутила Кира, но бывший директор улыбнулся. – Халилов и Антонов? А сгорел кто?
– Антонов сгорел. На фото в газете Халилов и Князев…
Кира засмеялась радостно и звонко, как смеются дети, которые смогли залезть на горку или осилили сложный финт с мячом. Ей даже не надо было смотреть на Игоря Дмитриевича, чтобы знать – на его лице она найдет выражение смущения, досады, сожаления.
– Я уже стар, память подводит и язык, – нашелся собеседник, но Кира держала руку на его запястье.
– У вас пульс лгуна – длинный и гулкий, – сверкнула она глазами в сторону бывшего директора.
– Игорь Дмитриевич, кто погиб в пожаре? Что вы от нас утаиваете? – устало начал Самбуров. Перед ним дымилась нетронутая чашка чая, он явно не обладал желанием Киры употребить еще пару-тройку подобных. – Тот пожар – дело былое. Поднимать старые материалы никто не станет, возобновлять расследование тоже. Наверное, уже срок давности вышел. Сколько лет прошло? Но сокрытие фактов сейчас – это злой умысел против следствия.
– Это не имеет отношения к нашей беседе. И вообще уже ни к чему не имеет отношения, – пробормотал директор. – Это и тогда…
– И тем не менее, – давил Самбуров. Его телефон разрывался от звонков.
– Вы путаете Антонова и Князева, – рассуждала Кира. – Столько лет их учили, жили с ними… и вдруг перепутали фамилии… – Ее глаза округлились. Она еще не осознала произошедшее, а мозг уже отреагировал шоком и удивлением. – Вы их подменили!
– Не подменил! Я… только знал о подмене… – его взгляд уперся в каменный взор Самбурова, брови которого ползли на лоб.