Прикрыв ставшими бесполезными глаза и обхватив колени руками, Тилия пытается заставить себя вспомнить всё хорошее, что с ней случалось. Её дни рождения, на которых собиралась вся семья: никаких сверстников, только родители, брат и дядя. Отгоняя тягостные мысли о Стануме, она возвращается к тому дню, когда спасла маленького мальчика с изображением заячьей лапки на тонкой, искусанной мелкими паразитами руке. Должно быть, он уже пришёл в себя и идёт на поправку, уплетая за обе щёки то, что готовят на гоминидской кухне. Да и паразиты теперь его уже, наверняка, не беспокоят — уж об этом Вара позаботится.
Если в отношении лидерши к мальчику Тилия до сих пор не была уверена, то Галии доверяла безгранично. Ей хватило лишь короткого общения с целительницей с добрыми глазами, чтобы понять, что та не позволит Като голодать. Она выходит его, будет следить за его здоровьем, а раз в неделю на языке жестов рассказывать о том, что некто обязательно явиться и сделает этот мир хоть чуточку лучше.
Но самое главное, его больше никогда не обидят!
«Как он сказал? Я живучий?» — вспоминает Тилия, прислушиваясь к гнетущей тишине вокруг. Сколько она не пытается заставить себя не думать о том, что сейчас происходит где-то в этих каменных коридорах, у неё ничего не выходит. Мысли то и дело возвращаются к изгнаннику и тому, что сейчас делают с ним эти шептуны. И только, когда начинает ломить всё тело, она осознаёт, насколько напряжена, каждую секунду ожидая услышать предсмертный крик, словно последнее напоминание о нарушенном ею обещании.
Но как бы она не корила себя за это, нужно двигаться дальше. У неё есть тепловизор и призма-сканер, о которых Рон так и не узнал. Иначе она лишилась бы и этого. И всё благодаря Руке, которая, словно с самого начала чувствовала фальшь, видела его насквозь, хоть и держала язык за зубами, понимая, что выскажи она своё мнение, Тилия непременно приняла бы сторону друга.
Поводив рукой в кромешной темноте и наткнувшись на промокший от налипшей грязи мешок, Тилия проверяет его содержимое. Прибор, к счастью, цел и работает. Нацепив его на глаза, она, с опаской озирается по сторонам, в любую секунду ожидая, что из-за угла на неё выскочат, светящиеся розовым, зловещие твари, но ядовито-зелёные коридоры пусты и это придаёт уверенность.
Стоит только активировать сканер, как на трёхмерном, с синевой экране тут же высвечивается пара зелёных точек. И она возносит хвалу Совету за его стремление подчинить себе всех и каждого. Милитарийский прибор — её единственная надежда на спасение. Только с его помощью она сможет преодолеть все эти запутанные каменные коридоры, не тратя время на поиски единственно-верного пути.
Пустившись в дорогу и преодолев очередные пятьдесят шагов, Тилия сверяется по карте и тревожно замирает. Вторая точка, целенаправленно удаляющаяся вглубь коридоров, где нет выхода, никак не может принадлежать Рону. Тилия вспоминает слова молодого карателя у озера и его упоминание лишь о трёх объектах. Она настолько была поглощена заботами о своём пациенте и предстоящим походом к лагерю каннибалов, что даже не удосужилась убедиться в том, что сканер видит только три микрочипа. Рон, должно быть, уже давно избавился от своего, а это могло означать только одно.
Изгнанник до сих пор был жив!
Стараясь как можно тише шлёпать тяжёлыми ботинками по стоячей воде, Тилия сворачивает за угол, чётко осознавая, что коридор, который ведёт к выходу из Клоаки остаётся позади. Может это и глупо с её стороны, подвергать себя смертельной опасности, но бросать ещё живого Кира она не намерена.
«К тому же я дала обещание», — напоминает она себе, словно боясь признаться в том, что может быть иная причина спасения гоминида.
Когда до нужного места остаётся не больше стадия, она в последний раз сверяется с данными карты и вырубает призму, снова оказываясь в кромешной темноте. Водрузив на глаза прибор и преодолев не одну сотню шагов, Тилия, наконец, получает возможность одним глазком взглянуть на мир чудовищ, про которых говорил Старик.
Сквозь окуляры прибора ей открывается вид на огромное выдолбленное в скальной породе помещение, пол которого сплошь покрыт голыми, неподвижными телами. Шептуны спят прямо на мокром каменном полу, местами даже в стоячей воде, мирно посапывая, и тесно прижимаясь друг к другу. В центре Тилия различает нечто, напоминающее огромную гору мусора, а на ней с десяток изолированных от остальной толпы тел. Такое расположение сразу же напоминает иерархию Нового Вавилона. Избранные живут на возвышенности, остальные вынуждены ползать по самому дну.