Тригон. Изгнанная (СИ)

— Что это? — чуть слышно спрашивает Кир, наблюдая за её манипуляциями, тяжело привалившись плечом к стене.

— Спираль.

— Больше похоже на тотем Руки. Всё ещё надеешься, что она пойдёт за нами?

— Она обещала… — упрямо говорит Тилия, с сомнением поглядывая на свой промокший мешок. Чем ближе к Пеклу, тем чаще она задумывается над тем, а не избавиться ли ей от всех, скорее всего уже не нужных, вещей? В приоритете их жизни, а лишняя ноша только затрудняет движение и снижает и без того черепашью скорость.

Время от времени делая остановки, чтобы перевести дух и оставить Руке очередную подсказку, они медленно пробираются по тесным коридорам лабиринта, всё труднее преодолевая очередной высокий уступ. От неизменного вида унылого однообразия каменных тоннелей и постоянного журчания сточных вод под ногами, начинает казаться, что время замедлило свой бег, и она постепенно сходит с ума. Единственное, что не даёт впасть в отчаяние — это мысль, что когда-нибудь весь этот кошмар закончится, и она снова сможет увидеть солнце.

«А что потом? — утирая со лба пот, устало думает Тилия. Чем ближе она к дому, тем сильнее становиться страх быть отвергнутой. Даже у изгнанника в Пекле, наверное, есть семья. А что у неё? Одна лишь неопределённость и чувство вины в придачу. — Интересно, отцу уже сообщили, что Станум погиб?»

— Не жалеешь, что так вышло с твоим приятелем? — вторгается в её невесёлые мысли тихий голос Кира, когда они решают сделать очередной привал.

— Он сам выбрал свою участь, — морщится Тилия, не имея никакого желания обсуждать друга-предателя.

— Он же сказал, что у него не было выбора.

— Выбор есть всегда… — напряжённо отзывается Тилия, с силой вырубая ни в чём не повинную призму-сканер. Устроившись на небольшом клочке сухого камня, она с наслаждением вытягивает гудящие ноги. Слышно, как совсем рядом Кир следует её примеру. Сколько бы лет не прошло, она никогда не сможет забыть предательства Рона, а уж тем более простить его.

— Думаешь эти шептуны такие же, как пожиратели? — меняет она тему.

— Ты же видела те колья перед входом. Их не уничтожил пожар. Скорее всего, колья прятали в стене, пока горела эта часть Ямы. А когда всё закончилось, их снова врыли в землю.

— Считаешь, они договорились, пожиратели и эти шептуны?

— А как бы ты поступила, если бы к тебе по ночам приходили эти ледяные твари и забирали кого-то?

— Почему ледяные? — переспрашивает Тилия, чувствуя, как закрываются глаза от усталости.

— У них почти белая, холодная кожа, — умиротворённым каннабис-дозой тоном говорит Кир и его слова эхом разносятся по пустующим тоннелям Клоаки. — Наверное, это из-за того, что они всю свою жизнь проводят в этих пещерах. Длинные когти и почти нет зубов.

— Там, где они живут, полно человеческих костей и черепов, — отзывается Тилия, вспоминая огромный зал усеянный, как ей в начале показалось, мусором.

— Скорее всего, стали делать набеги на лагерь пожирателей, когда закончились крысы.

Тилия ёжится от слов изгнанника. Да, крысами здесь и не пахло, в этом она уже успела убедиться. Здесь вообще ничего не было, кроме мха на стенах и зловонной жижи под ногами. И чем выше они взбирались, тем сильнее становился встречный поток, а тоннели плавно соединялись друг с другом, ближе к выходу образуя один общий коридор.

— Тот пожиратель у стены… — вдруг вспоминает Тилия, — он был напуган, когда увидел Руку.

— Он думал, что увидел призрак, — слышит она в темноте спокойный голос Кир. — Рука и её сестра были сиамскими близнецами. Их разделили сразу после рождения.

— Тогда она и осталась без левой руки?

— Да.

Это многое объясняло. Рука с самого начала была уверенна в том, что, если её сестра была в Долине, кто-нибудь, лишь взглянув на гоминидку, выложил бы всю правду. Так и произошло.

— Врач из Термитника помог, — спустя пару секунд добавляет Кир и от его слов Тилия вздрагивает. Это вполне мог быть её отец. С тех пор, как на свет появилась Рука и её сестра, прошло не больше девятнадцати лет — если брать во внимание то, что в Яму отправляли только несовершеннолетних, и плюс она провела здесь ещё триста семьдесят один день. В те годы отец уже несколько лет работал в лазарете. Был одним из немногих мужчин, кто предпочёл эту, считавшуюся со временем женской, профессию. Тилия не раз слышала, от раздувавшегося от гордости Станума, истории о том, что его младший брат был лучшим учеником и, что куратор по медицине часто хвалила его, предрекая блестящее будущее. И вот теперь выясняется, что он мог быть тем, кто помог разделить сросшихся близнецов.

«Всё так переплелось…» — устало думает Тилия, вынимая сильно потерявший в весе кусочек угля. Тяжело поднявшись на ноги, она снова запускает призму и при слабом свечении вновь принимается за дело. Художник из неё никакой. Спираль получается кривой, но свою функцию она при необходимости выполнит — укажет нужное направление.