Тригон. Изгнанная (СИ)

«Они пришли убить нас!» — обречённо понимает Тилия, когда каратель, стоящий ближе всего к изгнаннику, схватившись руками за шею, неожиданно падает на колени, и, под шум ветра, закатив глаза, утыкается лицом в песок. Замешательство длится не долго. И когда до милитарийцев, наконец, доходит, что смерть напарника — дело рук Кира, один из них мощным ударом отправляет изгнанника на землю. Лицо карателя перекошено, кулаки сжаты. Его жертва неподвижна, но ему этого мало. Он резким, нетерпеливым движением приводит в действие своё оружие и сквозь плотную завесу из песка Тилия видит, заплясавший на конце кевларовой дубинки, синий разряд. Она цепенеет от ужаса. Прекрасно помнит принцип действия милитарийского оружия — первый разряд валит на землю, второй останавливает сердце. Стоит только милитарийцу применить своё оружие, Киру, в том состоянии, в котором он находится сейчас, не жить, и тогда все её усилия пропадут даром: зря провела столько времени в том болоте, зря спасала его от шептунов, тащила на себе через все эти каменные коридоры Клоаки и как могла, обрабатывала раны.

Весь её труд пойдёт насмарку!

Не думая больше о последствиях, Тилия кидается наперерез карателю, закрывая собой неподвижно лежащее на песке тело, и в последний момент перехватывая смертельное для изгнанника оружие. Успевает заметить изумление на лице милитарийца, когда сначала её правая ладонь, а затем и каждая клеточка её тела, взрывается фейерверком боли. Последнее, что Тилия видит перед тем, как спасительный мрак накрывает её с головой, это возникшие за спинами двух милитарийцев тени.

Глава 24

Когда она открывает глаза, всё тело ломит. Сфокусировав зрение, Тилия с недоумением разглядывает низко-нависший тёмный потолок со свисающими с него пучками засушенных трав, втягивает носом воздух и тут же чувствует знакомый запах — так пахло в хижине целительницы Галии. С большим трудом, поворачивает голову набок, и видит, как тонкие лучики света, словно золотистые нити, пробиваются сквозь щели в единственном, прикрытом тканью окне. Должно быть, сейчас утро или день, и снаружи настоящее пекло, но внутри на удивление прохладно.

До неё долетают приглушённые голоса, и Тилия долго лежит, прислушиваясь к уже знакомой речи. «Мертвяки… зараза… чёрные…» Так могут говорить только гоминиды, а значит она снова в Долине. Не в силах сдержать слёзы отчаяния, она закусывает губу, чтобы не разреветься. Всё зря! Ужасно хочется пить, но сил нет даже на то, чтобы просто пошевелиться. Она снова устало прикрывает веки, и тут её правую руку начинает подёргивать от боли, тягостными воспоминаниями врываясь в затуманенное сознание. Скосив глаза вниз и убедившись, что её конечность всё ещё на месте и даже перебинтована, она снова проваливается в забытьё.

Когда она снова открывает глаза, на Долину опускается ночь. В хижине горит, потрескивая, одинокая свеча, слабо рассеивая тьму по углам. Буквально в нескольких шагах, на небольшом столике, заставленном стеклянными баночками, аккуратным рядком разложены парафиновые палочки. Её спички, о которых она напрочь забыла, и всё время, пока они блуждали по тёмным коридорам Клоаки, таскала в кармане. Кто-то вынул их и заботливо оставил сушиться. Кроме узкой кровати и маленького столика здесь едва хватает места для нескольких деревянных полок, под завязку набитых склянками и тканевыми мешочками.

Холод стоит такой, что её начинает бить дрожь под ворохом старых, истлевших одеял, но это всё же лучше, чем ничего. Её шкура Витилиго были бы сейчас как нельзя кстати, но так и осталась лежать в тех жутких, каменных коридорах.

Доносившиеся снаружи голоса, порождают в ней первые признаки тревоги: «А как же Витилиго?» Она пытается приподняться на локтях, но слабость и ноющая, резкая боль в правой руке, заставляют её в изнеможении опуститься обратно. В медицинском справочнике она не раз видела пугающие картинки с травмами после удара током и мысленно готовилась к самому худшему. Что бы она там не увидела, под этими аккуратными слоями чистых полосок марлевой ткани, ей это вряд ли понравится.

Пытаясь отогнать ужасающие видения своей почерневшей конечности, она здоровой рукой не торопясь ощупывает своё тело. Если не считать, что с неё полностью сняли всю одежду и вымыли, в остальном всё в порядке. Даже опухоль на лице почти спала. Тилия вздыхает от облегчения: кто бы ни был тот, кто помог ей, он знал своё дело.

Но когда в дальнем углу раздаются шорохи, заставляя её напрячься всем телом, и ещё одна зажжённая свеча делает комнату светлее, она решает, что ей это мерещится. Таких огненно-рыжих волос и васильковых глаз она в жизни не видела! Восседавшая на скамье девушка настолько хороша собой, что дух захватывает, и Тилия долго разглядывает красавицу, пытаясь понять, как ей вести себя в присутствии гостьи. Но надменный взгляд и плотно сжатые губы, говорят лучше всяких слов. Если эта девушка ещё не ненавидит её, то очень близка к этому.

«Понять бы почему?» — гадает Тилия, начиная нервничать под пристальным взглядом рыжеволосой.