Тригон. Изгнанная (СИ)

«Где я? Неужели каратели бросили меня вместе с этими существами?» — чувствуя, как страх сковывает тело, гадает Тилия, вспоминая враждебные взгляды и понимая, что ей, во что бы то ни стало, нужно выбираться.

Наспех ощупав себя свободной рукой, она пытается понять, что её удерживает в тисках. Под грудью, так что не продохнуть, животом и бёдрами нечто похожее на тонкие канаты, до боли врезающиеся в тело, и чтобы хоть немного облегчить своё положение, она просовывает руку сквозь удерживающие её преграды, пытаясь нащупать хоть какую-то опору, но пальцы то и дело проваливаются в пугающую пустоту.

Паника с новой силой завладевает телом Тилии, и она начинает задыхаться. Перед глазами уже пляшут багровые круги, когда она из последних сил, до хруста в позвонках выворачивает шею, наконец, освобождая из зловонного плена нижнюю часть лица, и судорожно втягивает воздух, тут же до отказа наполнивший горящие огнём, изголодавшиеся лёгкие.

«Будь сильной, даже если будет казаться, что хуже уже быть не может, — вспоминаются давние слова дяди, побуждая её дать своему подсознанию установку. — Сделай медленный вдох, успокой сердце и прими произошедшее, как должное. Мир суров и подарки не делает… особенно таким как ты».

Тогда она не восприняла всерьёз его наставление, ставшее для неё пророческими, сейчас же была благодарна и сделала всё, как учил Станум. Медленный вдох. Выдох. И снова вдох… И вот спустя пару минут прерывистое, истеричное дыхание выравнивается, пульс приходит в норму, а затуманенный паникой разум проясняется. Окружающий её смрад всё ещё чувствуется, но уже не так сильно. Или может она уже привыкла?

Когда близость смерти от удушья уходит на второй план, из тёмных глубин её подсознания выползают, словно чудовища из своих нор, новые страхи, заставляя Тилию судорожно искать ответы на вопросы: Неужели ей судьбой предначертано умереть в этой жуткой помойке? Этого от неё ждут те, кто бросил её здесь? Но самое ужасное, что никто об этом даже не узнает — родители, скорее всего, уверены, что их дочь уже на полпути к Обители в преддверие новой жизни и такой долгожданной свободы.

«И они будут верить в это до последнего», — с горечью осознаёт Тилия, когда закладывающий уши гул слегка меняет тональность, начиная звучать ещё надрывнее, отзываясь лёгкой вибрацией в ноющем теле. А в следующее мгновенье сдерживающие её тело тугие оковы ослабевают, словно теряя силу, и она, толком не успев ничего осознать, стремительно летит вниз.

Невесомость длиться лишь мгновение, за которое она даже не успевает испугаться, а затем следует глухой удар обо что-то твёрдое и новый фейерверк всепоглощающей боли. Тилия не в силах сдержать рвущийся наружу крик, который полностью заглушает механический гул, монотонно пульсирующий где-то над головой. Радует одно — что бы ни порождало его, теперь оно медленно удаляется, оставляя лишь звенящую пустоту вокруг.

А в следующее мгновенье, свернувшаяся клубком, притихшая Тилия, начинает различать окружающие её звуки. Выжидает около минуты, боясь пошевелиться и ожидая новых испытаний, но так ничего не дождавшись, заинтригованная, медленно стягивает с головы вонючее гоминидское тряпьё, и ослеплённая потоком яркого солнечного света, озирается по сторонам. Дыхание тут же перехватывает.

Вокруг неё, куда ни кинь взгляд, настоящая земля! Не песок, что так давно и бесцеремонно сковал весь мир, а плодородная почва — чёрная и твёрдая, обильно покрытая изумрудными островками свежей травы. И тот самый знакомый запах Теплиц, что годами впитывался в белоснежную кожу и тёмные, с первыми признаками седины, волосы её матери.

Тилия с наслаждением вдыхает незнакомый, дурманящий аромат диких цветов, не тронутых рукой учёного-генетика и, опираясь на ладони, чувствуя при этом, как в кожу врезаются мелкие камушки, с тихим стоном садиться. Только теперь она замечает постепенно исчезающую в небе маленькую чёрную точку, похожую на надоедливое жужжащее насекомое, которых целыми многотысячными колониями держали в стеклянных боксах Теплиц. Несколько разновидностей таких жуков, разводили для переноса пыльцы на геномо-растения, не способных переопыляться естественным путём. Такие насекомые-переопылители были бесценны — без них Материнская Обитель и остальные города-спутники могли навсегда остаться без растительной пищи.

Оторвав взгляд от неба и наконец, осознав, что угроза миновала, Тилия озирается по сторонам и дыхание её перехватывает. Идеально-ровная площадка, в центре которой она оказалась, покрыта густым зелёным покрывалом луговых трав, доходящим почти до колен. Вдали густеют кроны вековых деревьев, отбрасывая вокруг себя манящие, тёмные тени. Её восхищённый взгляд на мгновенье останавливается на изумрудных кустах с тонкими, словно иглы листьями, усыпанных красными, на вид спелыми ягодами и рот тут же наполняется слюной. Ужасно хочется пить, да и поесть не мешало бы — она так нервничала перед Посвящением, что просто забыла про свой скудный завтрак.