Тригон. Изгнанная (СИ)

— Если хочешь жить, тебе лучше убраться подальше от барьера, — продолжает гоминидка, указывая невероятно длинным пальцем, скорее всего последствием какой-то мутации, на чернеющую полосу за спиной Тилии.

«Она совсем не удивлена!» — делает неожиданное открытие Тилия и, уже открыв рот, вдруг понимает, как пересохло в горле.

— Ты глухонемая? — приподняв угольные брови и чуть склонив голову на бок, спрашивает облучённая, с любопытством разглядывая гостью.

— Нет, — хрипло отзывается Тилия, чувствуя себя неуютно. Впервые в жизни она говорила с существом из наружного города.

— Значит, меня услышала, — удовлетворённо кивает тощая и разворачиваясь, быстро идёт обратно, где её ждут остальные.

— Барьер? — не выдерживает Тилия, начиная кое-что понимать. Ей ничего не остаётся, как последовать вслед за облучённой, полагая, что если эта тощая так печётся о её безопасности, значит, убивать её не собираются. По крайней мере, пока. — Так это он её убил!?

— И любого, кто решит пересечь черту, — незамедлительно следует исчерпывающий ответ, заставляя Тилию бросить хмурый взгляд через плечо, прослеживая путь полосы-убийцы.

«И как же тебя перейти?» — её мозг уже готов взорваться от обилия вопросов, но тон собеседницы останавливает, и она не решается заговорить первой.

— Ты ведь не из Гнезда? — снова слышит она слегка приглушённый и искажённый платком голос.

— Гнезда? — в замешательстве хмуриться Тилия, которой всё больше начинает казаться, что с ней говорят на другом языке. Слова знает, но, сколько не пытается, не может понять их смысла.

— Город вокруг Термитник, — тут же поясняет гоминидка, бросая взгляд через плечо, а после и вовсе останавливаясь, с интересом поглядывая на замершую перед ней Тилию. — Мы все помечены солнцем, а у тебя слишком бледная кожа. Такой в Гнезде ни у кого не найдёшь… Да и одёжка твоя получше будет, чем у любого из нас. Ты явно её не у перекупщиков на Блошином рынке выменяла.

Только теперь она начинает понимать, о чём идёт речь. Должно быть, Гнездом облучённые называют то место, которое жители Башни уже не одно столетие зовут Пеклом. А ведь и правда, если приглядеться, Пекло чем-то очень напоминает птичье гнездо, цветные картинки которого она не раз разглядывала в музее Первых Людей на втором уровне. За его тяжёлыми дверьми можно было найти много интересного. От чучел вымерших животных с пояснительными надписями-табличками, до редких экземпляров свода эдиктов, составленных ещё первыми поселенцами колонии. Но главным сокровищем было другое — Священная Книга Нового Вавилона, хранящаяся в стеклянном, герметичном саркофаге, до момента, когда она снова понадобится Совету.

«Если скажу, что прибыла сюда прямиком из Башни-Термитника, чем мне это грозит?» — тянет с ответом Тилия, всё больше нервничая под пристальным взглядом чуть раскосых глаз. Но собеседница, словно читает её мысли. Издав звук, похожий на смешок, хотя она до конца не уверена, не видя ничего кроме верхней части лица, тощая гоминидка успокаивающе добавляет:

— Не парься ты так. Все мы когда-то жили в Термитнике. Ну не мы, так наши предки. К тому же тебе этого не скрыть, слишком уж ты бледная и чистая. Да ещё эти волосы… А то, что ты оказалась здесь, можешь считать чистым невезением… Да, кстати, меня зовут Вара.

Тилия лишь молча кивает, пытаясь осмыслить всё то, что только что услышала. Сначала похищение карателями прямо в Башне — она уверена то, что случилось с ней сегодня, не могло быть сделано с согласия родителей, — после Пекло, с его жуткими обитателями. Но и на этом сюрпризы не закончились — барьер, который убивает, стоило подойти слишком близко, и первая увиденная ею смерть. Многовато событий для одного дня, а ведь судя по нависшему над головой раскалённому добела диску, сейчас немногим за полдень.

Когда гоминидка, теряет интерес к разговору и снова принимается вышагивать к остальным, Тилия не в силах сдержаться, указывая на оставшееся позади бездыханное тело:

— А как же она?

— Мы ей уже ничем не поможем, — безразлично пожимает плечами Вара, не удостаивая ни её, ни даже светловолосую даже мимолётным взглядом. — За ней придут позже.

— И что с ней будет? — не унимается Тилия, шагая за гоминидкой на безопасном, как ей кажется, расстоянии. Она не может больше сдерживать поток, рвущихся наружу, вопросов. А ведь так было всегда. Например, когда она пыталась что-то выудить из отца или матери. Мать с немым укором и страхом, засевшим в глубине зелёных глаз, называла это проклятием, из-за которого она когда-нибудь нарвётся на неприятности, отец всячески поощрял и говорил, что его дочь всего лишь любознательна.

— Сначала заберут всё ценное. Если, конечно, такое имеется… потом сожгут тело, — терпеливо объясняет гоминидка, поправляя выбившиеся из-под платка короткие, жёсткие пряди. — Таков закон.

— И кто же его придумал? — морщится Тилия, которую уже тошнило от этих установленных кем-то порядков. Неужели гоминиды до сих пор следовали обычаям и традициям Башни, выполняя те же объединённые в эдикты правила?

— Те, кто жил здесь до нас.