Тригон. Изгнанная (СИ)

— Со временем вникнешь, — обнадёживает её спутница, не сбавляя широкого шага, за которой едва поспевает Тилия. — Главные несколько правил. Первое: не лезь за барьер, если не хочешь сдохнуть раньше времени, — начинает загибать та свои длинные пальцы, приподняв вверх тонкую руку так, чтобы было видно идущей позади Тилии. — Второе: не приставай с расспросами… по той же причине. И третье: не выходи за пределы лагеря по ночам.

— А что будет, если не послушаюсь? — спрашивает Тилия просто из упрямства, вслед за гоминидкой обходя кусты, на которых растут те самые ягоды, что приглянулись ей ранее, и рука сама тянется к мелким, спелым плодам.

— Тогда от тебя даже обувки не останется, — бросает через плечо Вара, а в следующую секунду резко разворачивается и бьёт её по руке, отчего ягоды красными брызгами разлетаются в разные стороны, исчезая в сочной траве. — Совсем спятила!? Это волчеягодник. Он ядовитый! Иди, давай!

Говоря это, гоминидка толкает её в спину, отчего боль в правой лопатке вспыхивает с новой силой и Тилия уже не может сдержать вопль, услышав который Вара настороженно замирает.

— Дай-ка гляну, — грубовато обращается она к Тилии и бесцеремонно разворачивает её спиной к себе. Как бы не были неприятны прикосновения облучённой, сил протестовать уже не остаётся и она, прикусив губу, медленно стягивает верх комбинезона, стараясь не причинять себе ещё больших страданий, обнажает плечо.

— Я такое уже видела, — задумчиво тянет Вара, какое-то время разглядывая рану, после чего оставляет её в покое. Тилия морщась, с трудом снова натягивает одежду на покалеченную спину и когда грубая, хамповая ткань соприкасается с обожжённой кожей, на глазах тут же выступают слёзы. — Тебя клеймили.

От этих слов всё внутри неё обрывается. Тилия замирает. Кто-то оставил след на её коже, а она этого даже не помнит! Хотя задаваться вопросом, кто мог такое сотворить с ней, смысла нет и так всё ясно — милитарийцы. Они не только насильно выдернули её из привычного мира, но и оставили на ней свой отпечаток.

— Зачем? — сдавлено обращается она к Варе, чувствуя, как внутри медленно разгорается костёр ярости.

— Точно никто не знает. Некоторые, когда попадали сюда, имели похожие отметины. Первое время они болят и даже гноятся, но потом покрываются рубцами и человек уже не испытывает боли.

«Человек!» — тут же отмечает про себя Тилия, незаметно для гоминидки смахивая предательские слёзы и снова пускаясь в путь. Облучённая с обезображенным лицом зовёт таких же, как она — людьми. Ей придётся многое переосмыслить.

— Ты сказала некоторые, — цепляется Тилия за слова Вары, стараясь не отставать от попутчицы, хотя невыносимая жара и не стихающая боль в правой части спины, отнимают последние силы. — Такие отметины есть не у всех?

— Нет, — после недолгой паузы, всё же отзывается собеседница. — При мне в лагере таких было трое.

Слово «было» режет слух, отзываясь во рту привкусом горечи.

— И что означают такие метки на спинах?

— А кто его знает. Может, каратели пытаются сделать таких как ты, одними из нас. Видела когда-нибудь такое? — спрашивает гоминидка и задирает край подола своего балахона, обнажив почти до колена тощую ногу. Та покрыта бледно-розоватыми шрамами-насечками в виде змеи, изящными кольцами оплетающей голень своей хозяйки. — Песчаная эфа! Её яд убивает в считанные минуты.

— Это шрамирование! — не сводя восторженного взгляда с витиеватого узора, ошеломлённо шепчет Тилия. Она лишь слышала о подобных процедурах, которыми подвергали себя все без исключения жители Пекла. Если бы не знала, при каких обстоятельствах появилось на теле гоминидки это изображение, восхитилась бы мастером, что так правдоподобно изобразил на коже смертельно-опасную гадюку.

— Точно, — утвердительно кивает Вара и опускает подол. — Да и ещё кое-что… лучше никому не говори о своей метке.

Тилии остаётся лишь кивнуть, полностью сосредоточившись на дороге. Она так устала, что, кажется, вот-вот свалится под ближайшим ядовитым кустом, но облучённая всё идёт и идёт, хотя ничего кроме изумрудной стены из растений с петляющей между ними одинокой тропой впереди не видно.

— И долго ты здесь? — после продолжительного молчания снова обращается она к Варе, чтобы хоть как-то отвлечься от дурных мыслей.

— Больше тысячи дней. Но есть и те, что живут здесь ещё дольше. Хотя выжить в этом месте не так уж легко… особенно такой, как ты.

— И что же это за место?

Немного притормозив и поравнявшись с Тилией, тощая гоминидка произносит лишь одно короткое слово, чем буквально выбивает почву у неё из-под ног:

— Яма.

Глава 5

Вара, должно быть, продолжает что-то говорить, но Тилия уже не слушала, лишь отстранённо наблюдая, как ткань платка, прикрывающая изуродованное лицо, слегка колышется.

Тут же вспоминаются слова отца: