Тригон. Изгнанная (СИ)

Тилия на секунду прикрывает глаза и с наслаждением тянет носом. Удивительно, но запах диких, с не изменённым генотипом трав сразу же напоминает о матери. А ещё она чувствует слабый аромат полыни, знакомый с детства. Внутри просторно и чисто — насколько это возможно в подобных условиях. Сквозь узкие щели в стенах просачиваются тонкие лучики света, и видно, как невесомые пылинки медленно пляшут в разогретом воздухе. Плетёные из прутьев коврики, устилают дощатый пол, почти полностью заглушая шаги. По углам разложены веточки той самой, не изменённой генотипом полыни. Единственного средства от вредителей: начиная от невидимых глазу клопов и вшей, до гигантских мутировавших крыс, по вентиляционным тоннелям пробирающихся даже на самые верхние уровни. В центре стоит кособокий стол, но как только Вара жестом указывает на него, Тилия понимает: это подобие медицинской кушетки, которые ровными рядами занимают всё свободное помещение лазарета Башни.

Закусив нижнюю губу и стараясь не потревожить больную спину, она медленно стягивает с себя верхнюю часть комбинезона, оставаясь в одной промокшей от пота майке, и забирается на стол. Когда Вара жестом приказывает ей лечь лицом вниз, послушно растягивается на жёстком дереве, а в голове бьётся лишь одна мысль: «Как же я сейчас уязвима!»

А вскоре скрип лестницы и лёгкие шаги возвещают о том, что к ним присоединился кто-то третий. И этот кто-то, не издав ни единого звука, долго и скрупулёзно возиться с её спиной. Боль такая, что хочется завыть в голос, но Вара лишь тихо объясняет, что рану сначала нужно очистить. Гоминидка права и Тилия лишь надеется, что попала в хорошие руки и ей не занесут инфекцию, не сделав ещё хуже. Когда всё те же руки аккуратно смазывают место ожога чем-то прохладным, она с удивлением отмечает, что боль постепенно проходит.

— Выпей, — слышит Тилия уже знакомый требовательный голос и тут же тощие руки с невероятно длинными пальцами подносят к лицу наполненную до краёв деревянную тару. Даже не успев понять, что её уже второй раз за день пытаются усыпить, она проваливается в сон.

В первое мгновение, открыв глаза, Тилия не понимает, где находится. Она приподнимает тяжёлую после сна голову, обводит посоловевшим взглядом пустую хижину, втягивает носом пряный запах трав и тут же воспоминания вихрем врываются в сознание. Она в лагере облучённых! Медленно — спина ещё побаливает, хоть это и несравнимо с тем, что она испытывала раньше, — сползает с кушетки и, приблизившись к одной из стен, сквозь щель с тревогой разглядывает оживший лагерь.

Судя по тому, что солнце уже пересекло открытый участок неба и скрылось за противоположной — западной стеной Долины, её сон длился не один час. Её блуждающий взгляд останавливается на очаге в самом центре поляны, где на вертеле коптится тушка неведомого Тилии животного и капли жира с шипением падают на раскалённые докрасна угли, выплёвывая вверх искры, и взметая клубы белого дыма. Незнакомый, будоражащий аромат тут же проникает в ноздри, громким урчанием в животе напоминая о том, что последний раз она ела ещё вчера перед отбоем.

Сколько бы Тилия ни пряталась от любопытных взглядов, сколько бы ни опасалась того, что могут сделать с ней облучённые, она понимает, что тянуть бессмысленно — рано или поздно ей всё равно придётся выйти.

«Ну не съедят же меня, в самом деле!» — успокаивает она себя и, сделав глубокий вдох, выбирается наружу, боковым зрением отмечая, как несколько нечёсаных голов тут же с любопытством поворачиваются в её сторону.

— Ну как, отдохнула? — доносится до неё уже знакомый женский голос, а цепкий взгляд угольных глаз пристально скользит по лицу. Как гоминидка умудряется подкрадываться так незаметно, всё ещё остаётся загадкой.

— Да, спасибо, — отзывается Тилия, испытав облегчение при появлении Вары, рядом с которой она чувствует себя в относительной безопасности. — Я не успела поблагодарить ни тебя, ни того, кто обработал рану.

— Сначала тебе нужно поесть, — небрежно отмахивается гоминидка, жестом приглашая её занять свободное место рядом с собой и ожидая пока приготовится еда.

Стоит только Тилии опуститься рядом, она тут же понимает, что совершила ошибку: жар от костра даже на расстоянии нескольких десятков шагов просто невыносим. К такому ей, жительнице Башни, никогда не привыкнуть. Она, как, и, наверное, каждый к колонии, знала, что у облучённых за почти три столетия выработался иммунитет к резким перепадам температуры, и им легче переносить жару днём и дикий холод ночью. Ей же такой милости ждать не приходилось, вся её избранность закончилась ровно тогда, когда она покинула безопасность Башни.