Тригон. Изгнанная (СИ)

Закончив беглый осмотр, Тилия переводит взгляд на ту, с кем предстоит жить под одной крышей и сердце её обрывается. Огарок свечи не способный разогнать тьму по углам, всё же даёт достаточно света, чтобы можно было, как следует рассмотреть новую соседку, почти наголову возвышающуюся над Тилией. Отсутствие волос воскрешают в памяти давно забытые строчки, прочитанные в одной из медицинских, разрешённых книг отца: «Один из побочных эффектов лучевой болезни: полное отсутствие волосяного покрова на теле». Невероятно большие глаза смотрят завораживающе, словно гипнотизируют и лишь усилием воли ей удаётся не отвести взгляд. Тонкий нос, полные губы и высокие скулы, делающие облучённую почти идеальной внешне, поражают своей необычайной красотой.

Одета Рука не так, как остальные в лагере, поголовно отдающие предпочтение нескольким слоям разномастной одежды. Здесь же ничего лишнего: тонкий шарф, двумя концами небрежно свисающий с шеи, видавшая виды майка, тёмные штаны из грубой хампы, плотно обтягивающие стройные, длинные ноги, высокие кожаные ботинки на шнурках. Настоящая воительница!

Но тут же реальность происходящего отрезвляет. Перед ней не просто гоминидка, перед ней её эук — приспособленец, о котором, начиная с этой минуты, ей предстоит заботиться. И только когда гоминидка немного разворачивает корпус, становиться понятно значение необычного имени. У неё нет левой руки! Нет даже намёка на то, что эта самая рука когда-то была.

— Налюбовалась? — вызывающе тянет гоминидка, в свою очередь так же бесцеремонно разглядывая новую соседку.

— А ты? — вопросом на вопрос отвечает Тилия, стараясь, чтобы её голос не дрожал. Чёрта с два, она покажет, как ей сейчас страшно и хочется убежать. Только вот бежать-то некуда.

— Значит, остальные не врут. Ты и в правду к нам прямо из Термитника загремела? — неслышно ступая по деревянному полу, кружит вокруг Тилии гоминидка. Свечу она держит так, чтобы как можно лучше рассмотреть незваную гостью. — Что же с тобой не так?

— Насколько я поняла, здесь не принято лезть с расспросами, — отзывается Тилия, пытаясь оторвать взгляд от того, места, где у обычного человека должна быть верхняя конечность. Внутри всё стынет от ужаса перед этой самоуверенной облучённой со странным именем. Она права — нянька ей не нужна.

— Да неужели? — с удивлением вскидывает та свои чёрным брови, замирая напротив, и Тилия вдруг понимает, что брови гоминидки — это весьма качественно сделанная татуировка. Даже при скудном освещении, что даёт огарок одинокой свечи у неё не остаётся никаких сомнений в том, что над лицом облучённой потрудился мастер. Хотя она никогда не слышала о том, что в Пекле был такой умелец — гоминидам строго-настрого запрещалось наносить под кожу чернила.

Это считалось привилегией лишь тех, кто жил в Башне. Большей популярностью такой мастер пользовался у обитателей верхних двух уровней. Татуировки делали члены Совета, все без исключения милитарийцы, и даже кураторы. Чаще всего такие изображения наносились на участки кожи, что были скрыты под одеждой и были не доступны постороннему взгляду. Например, её дядя с гордостью носил свой знак отличия в виде круга со стрелой по центру неизменно указывающей вверх. У жителей же Пекла в почёте было нанесение шрамов-насечек на кожу.

— Мне-то жить с тобой. Вдруг у тебя с башкой что не то! Набросишься на меня ночью, ещё покусаешь.

— Со мной всё нормально.

Услышав эти слова, Рука лишь криво усмехается. Отойдя к дальней стене, она ставит свечу на полку, а рядом кладёт маленький предмет, не знакомый Тилии. Должно быть, именно им она зажгла фитиль. Про парафиновые спички, гоминидка, скорее всего никогда даже и не слышала.

— Звать-то тебя как?

— Тилия.

— Ти-ли-я… — смакует на языке облучённая, в прежней манере растягивая гласные. — Дурацкое имя! В Термитнике любят давать идиотские имена.

Хочется ответить грубостью, но страх оказаться снаружи побеждает. И Тилия ненавидит себя за эту слабость. Никто в Башне не стал бы так задираться — конфликты были под запретом, но если всё же случались, зачинщикам выносили сначала предупреждение, а если это не помогало и нарушений становилось больше, их, на отмеренный Советом срок, отправляли на исправительные работы на самый нижний уровень — к мусорщикам. То, что она никогда не спускалась ниже уровня Теплиц, говорило само за себя.

Больше облучённая не произносит ни звука, без предупреждения задувая свечу, отчего по помещению тут же плывёт запах восковой гари. И лишь по лёгким шагам становится ясно, что та заняла лежанку справа от входа. Тилии же ничего не остаётся, как опуститься на свободную кровать. Её нос тут же улавливает зловоние исходящий от наваленной груды тряпья, видимо служившего когда-то одеялами своему прежнему хозяину, который явно не был приверженцем чистоты, и брезгливо поморщившись, она скидывает на пол вонючий ком и вытягивается на жёстком настиле из брёвен.