Добравшись до Первой Лужи, она изнеможённо опускается на траву, давая себе время передохнуть и понаблюдать, как ребятня с шумом резвится на пологом, илистом берегу. Вот один из малышей, весь вымазанный в грязи, ловко карабкаясь, взбирается по искривлённому стволу дерева, и, раскачиваясь на обрывке милитарийской сети, со счастливым визгом летит в воду, создавая вокруг себя фонтан брызг. Остальные, пихая друг друга локтями и острыми коленками, не отстают, с нетерпением ожидая своей очереди.
В Башне у неё тоже была своя Лужа — огромный бассейн для тренировок милитарийцев. Попасть туда можно было только по пропускам, но, не смотря на запреты, она с самого детства была там постоянным гостем. Когда ей ещё не было и десяти, Станум время от времени стал брать её и Врана с собой. Там он учил их плавать, словно они были одними из милитарийских новобранцев. «В жизни всё может пригодиться», — так он говорил. С тех пор бассейн стал её любимым местом и их общим секретом. Брат отца ради племянников не раз нарушал негласные правила Нового Вавилона, рискуя собственной жизнью.
«Как он мог допустить, чтобы меня отправили сюда? Как он не мог не знать, что что-то затевается, они ведь, как единый организм, эти каратели?» — всё ещё наблюдая за малышнёй со щемящим чувством в сердце, задаётся вопросами Тилия. Скорее всего, ей уже никогда не узнать правды. Если конечно она не попытается выбраться из Долины.
Вдоволь насмотревшись на счастливую ребятню, по едва различимой тропе, на которую вчера указала Вара, нагруженная она бредёт дальше. Стены по обеим сторонам служат прекрасным ориентиром. Уже порядком пострадавшее от ультрафиолета лицо снова начинает гореть. Скорее всего, к концу дня её физиономия обгорит настолько, что облезет, и она ещё больше станет похожа на одну из местных. Перспектива не радует, но выбирать не приходится.
Наконец, добравшись до места, она с тревогой озирается по сторонам. Вокруг ни души, лишь неподвижные воды водоёма, с трёх сторон окружённые уже знакомым колючим кустарником. Кое-где на земле виднеются горбатые серые валуны, с разложенными на них, тонкими, словно пожёванными ветвями. И только приглядевшись, она понимает, что эти светло-жёлтые волокна, не что иное, как мыльнянка или мыльный корень. Тилия усмехается. А облучённые не так глупы, как с самого детства вбивали в их головы власти, и вполне себе освоились на новой территории.
Плечи от тяжёлой ноши болят так, что хочется бросить затею со стиркой, а ещё лучше самой залезть в воду. Даже эта Лужа, с пенистой каёмкой грязи у берега, ей кажется заманчивой. Но какое-то время она просто бродит вокруг, с интересом разглядывая обилие диких растений, и пытаясь вспомнить названия и целебные свойства тех, что были ей знакомы по Теплицам.
Когда стирка, наконец, закончена, удовлетворённая проделанной работы Тилия — ещё раз доказала себе и остальным, что и она может быть полезной, даже если при этом её ладони почти стёрты в кровь, — совсем не чувствует рук. По телу разливается усталость. Разложив ткань на камнях настолько горячих, что невозможно дотронуться рукой — она со стоном прижимается к шероховатой поверхности дерева и только сейчас замечает, что она не единственная живая особь, в тени: рой мошкары с жужжанием носиться вокруг, норовя забраться в глаза и уши. Для этих мелких тварей она всего лишь источник пищи.
Тилия только сейчас понимает, как проголодалась, но ещё ужаснее то, что с утра во рту не было ни капли воды и остаётся только злиться на себя за беспечность. Покидая лагерь, она даже не подумала о том, что единственный её источник остаётся позади.
В Башне проблем с этим никогда не возникало. Всего лишь нужно было подойти к аквамату, которые были предусмотрительно расставлены властями на каждом этаже Башни, и прислонить к сенсорному табло правое запястье. Тут же с её чипа считывалась информация и, если она не превысила допустимую суточную норму, тут же поступала питьевая вода. В Долине же было всё иначе.
Дождавшись, когда просохнет бельё, Тилия отправляется в обратный путь. Детей возле Первой Лужи уже нет и, сбросив обувь, прямо в одежде неторопливо входит в воду. Жажда просто невыносима, но в голове предостережение тощей гоминидки насчёт питья из водоёма. Кому как не ей, дочери врача, знать, чем может грозить минутная слабость. И всё что сейчас может позволить себе Тилия — это смочить потрескавшиеся губы. Хоть какое-то облегчение.
Больная спина, ещё утром обработанная мазью, почти не беспокоит и она, прикрыв глаза, с наслаждением чувствует, как мышцы расслабляются, прохладная вода остужает кожу и снимает усталость. Хочется скинуть с себя грязную одежду, но страх, что кто-то может её увидеть, не отпускает ни на секунду.
Распустив свои длинные тёмные волосы, тут же рассыпавшиеся веером по спине, и, привязав к запястью тонкую ленту — то единственное, что удерживает её тяжёлую копну в узде, она вынимает из кармана остатки мыльного корня.