Тригон. Изгнанная (СИ)

«Скоро он доберётся и до моей шеи и тогда конец», — мечется в голове единственная мысль и на неё волной накрывает животный ужас. Но всё та же ужасающая мысль, что через пару минут она попросту истечёт кровью и станет чьим-то обедом, придаёт сил. Она не имеет права так умереть! Её место там — наверху, в Материнской Обители, и она во что бы то ни стало отправиться туда!

Сдерживая натиск устрашающих зубов противника одной рукой, другой Тилия шарит по земле в поисках чего-то тяжёлого, но натыкается лишь на пустоту. Отчаявшись и теряя последние силы от невыносимой боли и яростного напора противника, обессиленная Тилия почти сдаётся, когда гоминид неожиданно выпускает её руку. И она с отвращением видит, как тот с каким-то животным наслаждением слизывает её кровь со своих почерневших губ.

Секундная передышка для них обоих, но она понимает, что ничего не закончено. Чудовище словно чует, как под её порозовевшей от солнца кожей, текут целые реки сладковатой, с металлическим привкусом крови. То, что он промахнулся, злит его только сильнее и теперь он метит в самый слабый участок — её шею. И Тилии даже думать не хочется, чем всё может кончиться, если он одержит над ней верх.

А в следующее мгновение её пальцы, наконец, натыкаются на твёрдый предмет на земле и хватаются за него, словно за спасительную соломинку. Колышек для установки силков! Тот самый, что острозубый гоминид выдернул из земли вместе со своей добычей, да так и бросил неподалёку. Идеальное оружие!

Время теперь идёт на доли секунды. Тилия понимает, что её мучитель готовиться снова напасть и у неё будет только одна попытка, чтобы попытаться отразить атаку. Собрав последние силы и зажмурив глаза, почти в полуобморочном состоянии, она вскидывает руку с зажатым в ней орудием, и не раздумывая выбрасывает её вперёд. Над ухом раздаётся дикий вопль, переходящий в душераздирающий вой, после чего противник замирает. Снова наступает тишина.

Неужели у неё получилось!

С трудом сбросив с себя неподвижное тело, она с трудом отползает в сторону, всё ещё опасаясь, что тот может очнуться и снова напасть, но едва взглянув на облучённого, понимает: для того всё кончено. Хотя алая кровь всё ещё продолжает хлестать из раны, а окровавленные руки ещё цепляются за торчащий из глазницы кол. Сила удара была такой, что тонкое древко практически полностью погрузилось в череп, оставив на виду лишь малую часть тупого конца.

Только теперь, когда шум борьбы и последовавшие за ней предсмертные крики смолкают, Тилия снова слышит Долину: тихий шелест травы, трескотню надоедливых насекомых, уже почуявших близость крови, своё прерывистое дыхание. Она подтягивает колени к груди, опустив на них голову и просто сидит, пытаясь унять дрожь в теле и восстановить дыхание. А в голове лишь одна мысль — она совершила преступление, за которое положено наказание.

Изгнание!

«Тебя уже изгнали, забыла?» — устало напоминает она себе и на какое-то мгновение становиться смешно оттого, что даже будучи заложницей Долины, рассуждает, словно она всё ещё житель Башни.

Да, она убила! И сделала бы то же самое, повторись такое вновь и плевать на законы Долины. У неё не было выбора, ей пришлось защищать себя ценой жизни другого. И как бы она не хотела сохранить всё в тайне, чтобы не навесить на себя клеймо убийцы, ей нужно было подумать и о других. Неизвестно сколько ещё таких же дикарей бродило в этой части Долины. Может, они уже окружили лагерь и готовят нападение, а значит, каждый может быть в опасности.

Постепенно Тилия успокаивается: дыхание приходит в норму, сердце больше не выскакивает из груди, голова проясняется. Вновь взглянув на мёртвого гоминида, и после, переведя взгляд на опустошённые им силки, она задаётся вопросом: «Как он вообще здесь оказался?» Почему он воровал чужую добычу, как раз понятно — он был голоден. Но вот, как узнал об этом месте и почему прятался, оставалось загадкой.

Постепенно тёплая кровь из раны добирается до её онемевших пальцев, алыми каплями падая на сухую землю, напоминая ей о том, что нужно срочно обработать и перевязать руку. Тилию передёргивает от отвращения — даже представить страшно, что ещё, кроме сырой зайчатины, было в рационе острозубого. Но сейчас меньше всего хочется думать о последствиях: о том, что рана воспалиться и загноится. А она почти уверена, что так и будет. Единственная надежда теперь на целительницу Галию и её волшебные травы.

Собравшись с силами, она тяжело поднимается с земли и, пошатываясь, подходит к неподвижному телу. Перед ней — мертвяк, как говорят местные. Стараясь не смотреть на всё ещё торчащий из глазницы обагрённый кровью кол, Тилия толкает облучённого в плечо, отчего тот медленно, словно нехотя, заваливается на спину. И только приглядевшись, она понимает, что убитый ею гоминид не на много старше её самой — лет двадцать или чуть больше. В принципе, как и все в Долине. Ещё одна тайна, на которую у неё нет ответа.