Трикстер, Гермес, Джокер

Вау, я только что покинул Сьерры и спустился в восхитительную долину Апэн. Не знаю, что со мной делается на берегах Калифорнии — может, это Тихий, ужасно тихий океан катит в мою сторону свои волны — но всякий раз после витка по спирали я по уши наполняюсь космическими соками. И это вместо моей-то обычной депрессухи! Кажется, так и продал бы этот раздолбанный фургон и купил бы мерс; так и забрался бы в винный погреб. Жизнь прекрасна, особенно с парой-тройкой литров чего-нибудь покрепче, но если ты сегодня настроен серьезно — что ж, счастливой охоты.

Ты знаешь, с кем, кроме себя, я говорю в эту чудную апрельскую ночь. Клянусь, детка, ты знаешь, с кем я говорю, пробиваясь сквозь тишину к изгибам твоей ушной раковины. Но не знаешь, почему. Я скажу тебе, почему: два несовершенных ума — это куда лучше, чем один совершенный.

Так что заложи это поглубже себе в черепушку, и брось париться по поводу того, кто я такой. Все, что я тебе скажу: это передвижное радио КАМО, на частоте где-то между змеиным глазом и товарным вагоном, и я кружусь над твоей головой с тобой вместе, живой и невредимый, сделал дело — гуляй смело, как говорится. Именно так! Доблестный ди-джей, далекий джаз, джентльмен дороги, дрянной джокер. Ты не знаешь, во что верить, — поведись со мной. Тебе не нравится то, что ты слышишь, — позови шерифа. Вызови их целый отряд, мне наплевать! И в Федеральную комиссию связи звякнуть не забудь. Позвони в Национальную Гвардию, в Военно-воздушные силы, звони куда угодно, если думаешь, что это спасет твою задницу. Делай что хочешь, только не трогай диск телефона, потому что я уже засек время, у Микки-Мауса обе лапы вверх, тянутся к луне, значит, пора подоткнуть тебе одеяло и рассказать историю на ночь. Устраивайся поудобнее, а я пока раскурю убойную трубку, чтобы прочистить свое золотое горлышко.

Уффф. Так-то лучше. Слушаешь, детка? Отлично. Это история про змею. Но прежде чем я начну, позволь предупредить тебя: наша змея — никакой не символ. Это не фаллос, не змей-искуситель, не бескрылый дракон мирового зла, не приспешник дьявола, и не значит ничего, кроме того, что значит. Обыкновенный подвязочный уж — полосатый, безобидный, живородящий, представитель класса Thamnophis. Ползучая тварь, рептилия. Частичка бытия. Жизнь.

ЗМЕЯ

Я гостил у друзей на северном побережье Калифорнии, у двух женщин, которых знал со школы, Айви и Нелл. Примерно в это же время года.

Поскольку я неспособен разводить ничего, кроме дурных привычек, Нелл и Айви посадили меня чистить картошку, а сами пошли поработать в саду. Я мыл картофелины в кухонной раковине, и тут Айви и Нелл показались за стеклянной дверью и ворвались в кухню, очень расстроенные. У каждой в руке было по половинке змеи. Очевидно, кто-то из них случайно разрубил змею лопатой.

Они положили бьющиеся половинки на кухонный стол. Айви взглянула на Нелл:

— Что скажешь?

Она говорила так сдержанно, что, казалось, вот-вот сорвется и закричит.

— Думаю, сшить ее нам не удастся, — сказала Нелл.

Они молча смотрели на извивающиеся куски, почти не обращая внимания на меня, когда я вошел взглянуть. Зрелище было не из приятных.

— Может, шнур? — предложила Айви.

— Точно, — сказала Нелл, — давай попробуем. Вдруг она срастется.

— Змеи не срастаются, — сказал я. Я был реалистом. Впрочем, Нелл и Айви тоже.

— Может, эта срастется, — сказала Нелл сердито, резко, грустно, с надеждой.

Они принесли черный электрический провод. Я помогал — придерживал верхнюю часть, пока Айви осторожно бинтовала.

Мы уложили змею выздоравливать под дерево, в тени. Я пообещал время от времени заглядывать к ней, чтобы девушкам не приходилось не отвлекаться от работы в саду.

Когда я полчаса спустя вышел из дому, змея была мертва.

Это правдивая история, ребята. Я посвящаю ее всем реалистам, чтобы они не забывали: иногда нас постигает неудача. Я похоронил змею и насыпал сверху цветочных семян. Потому что если ты вдохнешь жизнь в ее разорванное нутро, протанцуешь вместе со своей тенью через горный перевал, залитый лунным светом, забросишь сердце в кузнечный горн, а душу в реку, ты поймешь, что даже камень излучает жизнь; жизнь то концентрируется, то испаряется, то объединяется, то разрывается на куски; ты представишь, как змея проскользнет в высокой весенней траве, как отблеск невидимого пламени, и пойдешь вслед за ней, если у тебя хватит смелости, хватит глупости, бесшабашности, отчаяния, решительности, голода, немоты. Войди в свою боль. Излечись. Исчезни.

А когда освободишься, приходи ко мне. Я буду ждать тебя на могиле Джима Бриджера — столько, сколько потребуется. Мы сочиним музыку, которой не слышали порознь, мы прославим еще не рожденную красоту, мы возьмем дьявола за рога и прижмем к земле. Мы поймаем все звезды, моя дорогая. На кладбище мы станцуем вальс в лунном свете, как падшие боги, мы будем открыты, наги, как воздух, мы будем целовать шрамы друг друга.

А до той поры, мой невидимый дружок, Дремотный Джокер посвящает тебе свое нежнейшее баю-бай. Спи.

ЛЕЧЕБНЫЙ ДНЕВНИК ДЖЕННИФЕР РЕЙН: