Трикстер, Гермес, Джокер

— А ты куда направляешься, Герман? — быстро, точно в смущении, спросил Эрни.

Дэниел, на мгновение забывший, что представился именем, написанным у него на футболке, не сразу сообразил, что обращаются к нему.

— А, — спохватился он, — да я и сам толком не знаю. Вообще-то до Фриско, но по дороге я сильно поиздержался, так что надеюсь, что подвернется какая-то работа. Слышал, что в Неваде можно на что-то рассчитывать.

— Ну да, потому Вегас и зовется «продутой зарплатой», — усмехнулся Эрни.

— Об этом я слышал, — вежливо ответил Дэниел, чувствуя, что ему не хочется об этом даже говорить. Он решил избегать Лас-Вегаса. Там его знало слишком много людей, а маскироваться как следует он был не в силах.

— Ты, выходит, свободен, — заключил Эрни.

— В общем, да. Даже сложно сказать: то ли мне некуда поехать, то ли слишком много куда.

— Это я понимаю, — задумчиво проговорил Эрни. — Я был точь-в-точь как ты по молодости, как раз перед Второй Мировой. Я даже представить не мог, что будет дальше, понимаешь, о чем я?

— А я скорее наоборот — представляю, представляю, и никак не могу остановиться, — слабо улыбнулся Дэниел.

— Да, это одно и то же, — хмыкнул Эрни. — Зависит от того, с какой стороны посмотреть.

— И это неплохо, — подхватила Ирма, ни к кому конкретно не обращаясь. — А тебе нравится твоя работа? — спросила она у Дэниела с обезоруживающей улыбкой.

— Не знаю, — ответил Дэниел. Когда Ирма и Эрни удивленно переглянулись, он почувствовал, что надо объясниться:

— Я понимаю, что это странно звучит, но я и вправду не знаю. Просто никогда не думал о боулинге «нравится — не нравится». Само это занятие требует такой большой концентрации, что думаешь только о том, как делать это правильно, как вообще это делать. Я плохо объясняю?

Ирма рассеянно улыбнулась и слегка погладила Честера.

— Я тридцать пять лет проработал на «Дженерал Моторс», — прервал паузу Эрни, — на заводе в Детройте. Мы с Ирмой женаты уже тридцать четыре года. Три года назад я вышел на пенсию, дети выросли, дом оплачен на много лет вперед, так что мы с Ирмой просто путешествуем, куда судьба занесет. Когда ездишь повсюду и смотришь, что происходит, чувствуешь себя моложе. Прошлой осенью мы ездили по Новой Англии.[29] Листопады там красивые — все кругом в красных и желтых листьях. Здесь мне меньше нравится, мрачновато как-то. Впрочем, солнце хорошее — закаты, все такое…

Ирма, все с той же рассеянной улыбкой, добавила:

— Закаты красивы везде.

— А чем вы занимались на «Дженерал Моторс», Эрни? — спросил Дэниел.

— Да чем только не занимался. Собирал детали, устанавливал кузовы, закручивал болты, доводил машину до ума на последней стадии.

— И вам нравилась ваша работа? — продолжал Дэниел.

Эрни пожал плечами:

— Работа есть работа, ты же сам говоришь.

— Нравилась-нравилась, правда, Честер? — обратилась Ирма к пуделю.

Честер отрывисто гавкнул.

Ирма удовлетворенно кивнула.

— Ты знаешь, — продолжал Эрни, чуть повернувшись к Дэниелу, — я не против рутинной работы. Она как-то затачивает жизнь. Даже если все время делаешь одно и то же, это никогда не то же самое. Взять хоть эти кузовы машинные — ведь у всякого свой голос. Миллионы кузовов — и в каждом что-то свое. Понимаешь?

— Кажется, да, — проговорил Дэниел.

— А наш папочка понимает, о чем говорит? — поинтересовалась Ирма у Честера.

Честер гавкнул два раза.

— Дважды означает «нет», — перевела Ирма, хитро блеснув глазами.

— Псина меня терпеть не может, — проворчал Эрни. — Это я решил, что ему нужно поразмяться. Спустил его с поводка в парке, а тут откуда не возьмись этот доберманище, который чуть не оттяпал ему ползадницы, пока я успел сгрести его в охапку и удрать. И никак ему не втолкуешь, что такова жизнь: доберман пуделишке — волк. Ну, был бы он на поводке, что бы это изменило?

Дэниел откинулся на сиденьи и сказал дрожащему пуделю:

— Ты не любишь больших собак, верно, Честер?

Честер спрятал морду.

— Он такой занятный, — пропела Ирма. — Понимает все, что ему скажут.

Дэниел попрощался с Эрни, Ирмой и Честером возле западного въезда в Лас-Вегас, когда солнце садилось, заливая все кругом такими сильными и чистыми красками, таким буйством золотого и алого, что закат на рубашке Эрни поблек и почти испарился, а сам Эрни выключил мотор, и некоторое время они сидели и смотрели в тишине сквозь ветровое стекло, а Честер даже вытянул передние лапы на приборную доску, чтобы лучше видеть. Дэниел был заворожен тем, как легко распространяются в воздухе цвета, как неумолимо Земля прощается со светом и переходит во тьму. Ему вдруг захотелось вырваться из кабины грузовика, исчезнуть, исчезнуть или разрыдаться. Но исчезнуть на людях было нельзя. Он проглотил ком в горле и проговорил:

— Ну что же, на этой великолепной ноте я покину вас. Огромное спасибо за то, что подвезли, и за чудесную компанию.

Не дослушав обращенных к нему слов прощания, Дэниел выпрыгнул из кабины. Закрывая дверь, он проговорил:

— Бросьте его в воду.

Последняя фраза удивила даже Честера.