Триллион долларов. В погоне за мечтой

Может ли быть, что этого хочет Бог? Может быть, Он передумал со времен пророчества? Может быть, Он все же решил стереть человечество с лица Земли?

Маккейн расстегнул рубашку, вытащил ее из брюк, сорвал с себя, отшвырнул прочь. Взгляд его упал на прикроватный столик. Ящик. Он бросился к нему, открыл. В нем лежала книга. Ной, как там случилось с Ноем? Он пролистал книгу, но это оказался Новый Завет на трех языках, а ему нужен был Ветхий Завет. Ной. «Господь сказал: Я хочу стереть людей с лица земли, от людей и до скота, от червей до птиц под небом, ибо сожалею Я о том, что сделал». Давно он учил это, еще в школе. Воспоминания были смутными.

– Может быть, я второй Ной? – спросил он темноту, прислушался к звукам собственного голоса. Прислушался в ожидании знака, но его не последовало.

Он сидел на кровати, смотрел на льющиеся по стеклу потоки воды и уличный фонарь, размытый силуэт которого виднелся за окном; видно было и то, как он раскачивается на ветру. Ной построил ковчег, огромный корабль, на который загрузил по паре каждого вида животных и семена каждого вида растений. Легенда, конечно, но сегодня это осуществимо. Бункер, оборудованный на отдаленном участке земли, замаскированный, надежный, в нем – все знание мира в хранилищах данных, на дисках или микрофильмах, генные пробы всех известных видов… Дорого, да, но возможно. Вне всякого сомнения, средств «Фонтанелли энтерпрайзис» хватит на подобную затею.

Он почувствовал, как холод поднимается по его телу, но сидел неподвижно, только дышал, а сердце замерзало. Может быть, на самом деле он должен выполнить такое задание? Позаботиться о том, чтобы знания человечества пережили мрачные годы или столетия, чтобы однажды снова стало возможно начать все сначала? Это показалось ему таким жалким. Таким трусливым. Необходимость ждать конца…

Компьютеры профессора предупредят его заблаговременно. Еще остается несколько лет, возможно, десятилетий. Он может подумать, кого нужно спасти, может принять меры для выживания в бункере – а потом? Что потом? Куда вернутся последние люди? В зараженный, изможденный мир? В радиоактивные пустыни? В руины?

Нет. Это выглядит жалко. В этом не было ничего от того величия, которое он чувствовал всегда во всем, что сделало с ним провидение. Этого не может быть.

На всех не хватит. Слова звучали в его голове, словно жестокая мантра, как приговор всем людям, легший на его плечи. Он встал, шатаясь, словно под тяжестью груза, расстегнул брюки, и они упали под ноги; он снял туфли, затем избавился от брюк.

И в этот миг на заднем плане сознания он почувствовал мысль, великую, могучую и настолько страшную, что ее нельзя было осознать сразу, понимание настолько фундаментальное и логичное, что могло остановиться сердце, если подставиться ему слишком беспечно. Он замер, не зная, что делать. Мысль поднималась – айсберг прямо по курсу, падающая комета – мысль, которую должны были продумывать титаны, не простые смертные.

Катастрофа…

Однажды наступит конец, сегодня это еще невозможно представить, но многое когда-то невозможно было себе представить, а потом оно произошло, столь многое было предсказано, осмеяно, а потом действительно случалось. И однажды это случится: конец цивилизации. Конец известного мира.

Белье вдруг обожгло ему кожу. Он снял носки, снял с себя все и остался обнаженный в темноте, ожидая удара.

Катастрофа…

Может быть, эпидемия, против которой нет средств. Вирус, смертельный, как СПИД, и заразный, как грипп. Или локальная катастрофа, взрыв атомной электростанции, к примеру, в Европе, как следствие – массовые миграции, захваты, войны, крушения, развал отрасли снабжения продовольствием, энергией…

Затем появился первый осколок этой раздавливающей в порошок, уничтожающей все на своем пути мысли, обрушился на него, сияющий, яркий, прекрасный в своей отвратительности, в своей хрустальной божественной неизбежности.

«Чем позже произойдет катастрофа, – понял Малькольм Маккейн в тот страшный миг, когда перед ним распахнулся занавес божественной мудрости, – тем хуже».

Он рухнул на колени, наклонился вперед и обхватил голову руками. Он дрожал от того, что с ним происходило. Его словно пронзила молния, словно поглотил огонь, и хотя снова стало тихо и темно, ощущение осталось, и ничто не могло устранить его. Чем позже произойдет катастрофа, тем хуже. Тем сильнее будут разрушения. Тем больше будет израсходовано сырья. Тем больше яда расползется, тем больше радиоактивных отходов скопится, больше пахотных земель обратится в пустыню.

Тем больше трупов, которые придется убирать.

Он закрыл глаза, хотелось перестать размышлять. Из этого понимания что-то следует, он догадывался об этом, он знал, но не хотел пока думать, хотел потянуть время, насколько это возможно.

Может ли быть?…

Нет. Не думать дальше. Только не в этом направлении.

Может ли быть, что…