– О, сегодня суббота, да?
– Если в календаре ничего не изменилось.
– Не шути. Сегодня наш красивый роман может внезапно закончиться.
– Дай угадаю. Ты хочешь представить меня своему мужу, и он боксер.
– Все гораздо хуже. Я хочу представить тебя своему деду, и он – старый нацист.
Нервозность Урсулы казалась Джону странной. В конце концов, он ведь не на дедушке собирается жениться, ведь так? Но на эти слова она отреагировала только напряженным «посмотрим». Похоже, она действительно беспокоилась, что он без разговоров бросит ее и улетит. Должно быть, он порядочная скотина, этот дед. Постепенно Джон начинал испытывать настоящее любопытство относительно него.
По дороге в дом престарелых Урсула была на удивление весела, постоянно болтала с телохранителями, интересовалась, как им это удалось: целую ночь охранять дом, а утром выглядеть отдохнувшими и свежими, как огурчик. Марко охотно объяснил им схему, кто когда мог поспать и принять душ в комнате отеля неподалеку, а затем позавтракать в машине.
– Еще есть надежда, – пояснила она позже, когда они вошли в ворота дома престарелых. – Я тут вспомнила, что дед ведь ни слова не знает по-английски.
Джон усмехнулся.
– Тогда будет очень скучно слушать его истории о войне.
Двое охранников следовали за ними. Урсула была права: впервые за несколько дней их снова провожали взглядами.
– Он не рассказывает историй о войне, – мрачно заявила Урсула. – Он был инструктором танковой дивизии СС «Тотенкопф». Он настоящий нацист и знает книгу Гитлера «Моя борьба» наизусть.
Он сжал ее руку, надеясь, что это успокоит ее.
– Он не говорит по-английски, я – по-немецки. Ты можешь рассказывать мне, что угодно, мне придется поверить.
Йозеф Вален действительно не говорил по-английски.
Зато говорил по-итальянски, и даже лучше самого Джона.
– Мы три года базировались в Италии по личному приказу рейхсфюрера СС Гиммлера, – последовало по-военному резкое заявление. – Офицер связи с итальянскими товарищами. Доскональное изучение языка было обязательным, меня могли задействовать для тайных заданий. Позднее все изменилось, но знание языка осталось.
Урсула присела с недовольным видом. Джон чувствовал растерянность. Дед Урсулы был очень стар, сидел в кресле-каталке, но Джону редко доводилось встречать людей настолько рассудительных и энергичных, как Йозеф Вален.
И он понял, почему боялась Урсула. Что-то злое исходило от старика, флюид безжалостности и жесткости, от чего волосы на затылке невольно вставали дыбом. Его редкие волосы были коротко подстрижены и зачесаны строго на пробор, а ясные серые глаза пристально смотрели на Джона, как волк смотрит на добычу. Легко можно было предположить, что этот человек стрелял в женщин и детей. И страшно было спрашивать об этом, потому что не хотелось услышать ответ.
– Значит, вы тот самый знаменитый Джон Сальваторе Фонтанелли, – произнес Йозеф Вален. Он указал на один из стульев, стоящих у стены. – Присаживайтесь. Мой сын говорил о вас; для меня это честь.
–
Вален немного повернул свое кресло.
– Я много читал о вас, синьор Фонтанелли. Конечно, я не мог и думать, что однажды познакомлюсь с вами. Что меня потрясло, так это ваше пророчество.
– Да, – кивнул Джон, чувствуя, как ему постепенно становится нехорошо. – Меня тоже.
– Вернуть человечеству утраченное будущее… – Старик не отводил от Джона пристального взгляда своих холодных серых глаз. – Я всегда спрашивал себя, понимаете ли вы, когда именно человечество
Джон откинулся назад, почувствовал за спиной стену. Неужели в комнате похолодало или ему просто так кажется?
– Честно говоря, – нерешительно ответил он, – нет.
– В 1945 году, – сказал Вален. – Когда еврейский мировой заговор поставил нашу родину на колени. Когда выяснилось, насколько крепко держат Америку еврейские капиталисты.
«Наверное, – подумал Джон, – следовало догадаться, что в ответ я услышу нечто подобное».
– Ах да, – кивнул он. Это тоже когда-нибудь закончится. – Я понимаю.
– Не говорите «я понимаю»! Вы
Джон открыл рот от удивления.
– Того же, что и я?
– Сохранить будущее человечества, конечно! Он работал именно над этим. Ему было ясно, что мир конечен, что его не хватит на всех. Что за землю и ресурсы нужно бороться. И он понял, что эта борьба желанна природе, что в ней должны закаляться расы, что только борьба сделает их сильными.
– Разве ограничение рождаемости не стало бы более оригинальным решением проблемы? – колко заметил Джон.