Среди кандидатов обнаружилось лишь 12 женщин, на что сетовали все, однако изменить уже ничего было нельзя; как сказал руководитель избирательной комиссии Лайонел Хиллман, «вероятно, это свидетельствует о состоянии мира». Наряду с несколькими бывшими главами государств заявки подали известные актеры, успешные предприниматели, знаменитые писатели и прославленные спортсмены, среди которых был южноафриканский футбольный идол (и шансы его, по крайней мере, судя по ставкам букмекеров, были удивительно высоки), далее – глава одной спорной секты, бывшая порнозвезда, настоящий король (африканского племени), а также поразительное количество неизвестных людей, по поводу которых оставалось загадкой, каким образом они собрали необходимое количество подписей. Только 34 кандидата были моложе шестидесяти лет, и не было ни одного моложе сорока. Опубликовали еще одну статистику, где кандидатов разбили по странам происхождения, но других категорий не было.
В субботу, 27 июня, на Генеральной Ассамблее ООН должна была состояться церемония по случаю начала избирательной кампании. Должен был выступить генеральный секретарь Кофи Аннан, за ним его гость, глава избирательной комиссии Лайонел Хиллман, который собирался еще раз пояснить уже известные всем правила проведения выборов, и камера, передающая это на весь мир, должна была на миг отклониться к Джону Фонтанелли, которого пригласили присутствовать в качестве зрителя. Повод и место сильно оспаривались, но члены Генеральной Ассамблеи простым большинством выступили за, и поскольку они определяют, что происходит на восточной стороне Манхэттена, территории, принадлежащей ООН, на восемнадцати моргенах земли, их правительства могли бесноваться, сколько угодно. (Говорили, будто генеральный секретарь в ходе приватных разговоров с делегатами не скрывал своей убежденности в том, что ООН права, неофициально считая всемирного спикера своим будущим главой, поскольку когда-нибудь, рано или поздно, образуется всемирный парламент и сделает существование ООН излишним.)
Джон Фонтанелли и его штаб прибыли в Нью-Йорк накануне Глобальной церемонии открытия плебисцита. Во время перелета поступили результаты новейших опросов, которые представляли собой не любительскую сумму любительских интервью с прохожими всего мира, а заказанные газетой «Нью-Йорк таймс» уважаемому институту исследования. Методы находились на научном уровне, выбор опрашиваемых был репрезентативным, числа – соответствующими.
И результат был разгромным.
– Это неудача, Джон, – обеспокоенно произнес Пол, изучая факс, словно надеясь, что сможет что-то изменить в том, что было написано черным по белому, слегка под наклоном. – Если на выборы действительно придут лишь пятнадцать процентов, ты можешь забыть о всемирном спикере. Он станет персонажем анекдотов.
Джон взял листки, прочел их и без комментариев отдал обратно.
– Нет, – поднял он руки, когда увидел, что Пол хочет продолжить. – Никаких дискуссий. Мы проведем выборы, кто бы что ни говорил.
Для пресс-конференции вечером того дня, когда они прибыли в Нью-Йорк, не хватило даже большого зала отеля. Журналистов собралось, должно быть, тысячи, сверкали вспышки, вперед устремлялись микрофоны, и все, все они читали опрос общественного мнения.
– Опрос – это не голосование, – заявил Джон Фонтанелли. – Это мгновенный снимок. У нас впереди двадцать недель избирательной кампании, во время которой кандидаты на пост всемирного спикера будут бороться за наши голоса. В ноябре, после подсчетов всех голосов, мы будем знать больше.
Крики, возня. Невозможно расслышать вопрос. Джон просто продолжал говорить дальше, говорил то, что приходило в голову. Он устал. Мысль о том, что проект провалится, приводила его в больший ужас, чем он готов был признать.
– Мы выбираем не между 251 кандидатом, – говорил он. – Перед нами гораздо более основополагающее решение, а именно – между расширенной на одно измерение демократией и новой эпохой феодализма, который на этот раз будет феодализмом концернов.
Как все принялись строчить, записывая эти слова, передавая их дальше, думая о заголовках и первых полосах!.. А Джон чувствовал лишь пустоту. Тихий внутренний голос шептал ему, что лучше перестать говорить, замолчать, чем сказать что-то, о чем он впоследствии пожалеет. Но он не мог перестать, по какой-то причине, которая была сильнее всех аргументов, всей мудрости паблик рилейшнз.
– Если Бог поставил меня на это место и дал мне это поручение, – произнес Джон Фонтанелли к ужасу своего штаба и к вящему восторгу публики, – то он, без сомнения, хотел, чтобы я сделал то, что я искренне считаю верным. А то, что должно произойти, я считаю правильным. Мы сталкиваемся с большими трудностями. Если мы не сможем справиться с ними подобающим, человечным образом, то мы не стоим того, чтобы существовать дальше.
«Это звучало как разговор впавшего в депрессию человека со своим психотерапевтом», – скажет впоследствии Пол Зигель, которому удалось в этом месте резко завершить пресс-конференцию.