Он почти радовался тому, что вечером можно будет посидеть с Марвином. Но, судя по всему, его охватила тоска по родине из-за того, что он сидел один в большом доме, и в итоге он улетел обратно.
Остаток дня Джон бродил вокруг телефонного аппарата, все откладывая звонок родственникам в Рим. В конце концов, они его вообще не знали. Для них он должен быть тем, кто выиграл от смерти Лоренцо. И только когда солнце склонилось к горизонту, наполнив комнату оранжево-красным светом, он наконец решился и набрал номер.
И смотри-ка, женщина на том конце провода, мать Лоренцо, жена кузена его отца, казалось, была вне себя от радости от того, что кто-то интересуется ее мертвым сыном. Да, конечно, он может приехать в любое время, когда ему будет удобно. Завтра тоже, без проблем, она все равно дома.
Положив трубку, Джон испытал облегчение, а рубашка его промокла от пота. Солнце село, оставив темно-красный ободок на горизонте, небо было ясным и звездным. Он поднял голову, посмотрел на скромно поблескивающие точечки света на черном бархате и сказал себе, что с учетом величины Вселенной совершенно неважно, что он здесь делает. Спасет он будущее человечества или нет, звезды будут так же сверкать в своем возвышенном равнодушии.
К своему огромному удивлению, на следующее утро он обнаружил в салоне Марвина: тот лежал на белом диване и листал английский музыкальный журнал.
– Привет, – заявил он, не поднимая глаз. – Ну что? Как погода в Нью-Йорке, ничего?
– Да, можно сказать и так, – сказал Джон. – Была хорошей. – Он рухнул в кресло. – Я удивлен тем, что ты здесь. Вчера вечером я готов был поклясться, что ты улетел домой.
– Забудь об этом. Мне здесь нравится. Я пока побуду, если ты не против.
– Нет, конечно же. Я же говорил. – Его удивляло то, что во время разговора Марвин не смотрел на него. И он не мог отвести взгляда от грубых ботинок Марвина, лежащих на подлокотнике как ни в чем не бывало.
– Здóрово, – сказал Джон, стараясь, чтобы его растерянность осталась незамеченной. – И что ты собираешься делать здесь, в Италии?
– То, что собирался делать всегда. Пробиваться, – коротко ответил Марвин, погружаясь в изучение фотографии черной лакированной бас-гитары. Он сильно почесал спину, при этом его ботинки заерзали, издавая тихий скрипящий звук, который Джон ощутил всем телом.
– Скажи-ка, – произнес он, – ты не мог бы убрать ботинки с дивана?
Марвин недовольно поднял голову.
– Ты что, становишься мещанином или как?
– Это кожа альпаки. Я отсюда вижу, что твои ботинки оставляют на ней черные полоски.
Марвин не сдвинулся ни на миллиметр.
– Прикинь, ты не разоришься, если купишь еще один.
– Точно, но я не стану этого делать, – вырвалось у Джона, и в его голосе послышалась резкость, которой удивился он сам. – Кто-то работал над этим диваном кучу часов, вложил в него кучу труда. Даже если теперь я настолько богат, это не дает мне права топтать ногами чей-то труд.
– Окей, окей, успокойся! – Марвин подтянул ноги, они соскользнули на пол, и он остался лежать на диване в совершенно неестественной позе. – Доволен?
Джон спросил себя, нормально ли то, что он уже начинает ссориться из-за дивана.
– Прости, – сказал он.
– Да ладно, – великодушно ответил Марвин. – Честно, я понимаю. Ты теперь богатый человек, а у богатых людей есть вещи, за которыми глаз да глаз.
Джон ничего не сказал. Со страшной отчетливостью он осознал, что они уже не товарищи по несчастью, какими были еще три месяца назад, и что им никогда снова такими не стать. Между ними совершенно непреодолимой стеной встали деньги.
– Кстати, я был у Константины, – вдруг заявил Марвин.
– А, – произнес Джон. Но Марвин больше ничего не сказал, и поэтому он добавил: – Здóрово. Я… ну, когда ты пришел недавно… я подумал, что это было просто увлечение.
– Так и есть. Да еще какое. Ты себе даже не представляешь, как она с ума по мне сходит. – Марвин снова полистал журнал. – Просто получилось так, что на прошлой неделе мы практически не вылезали из постели, и я подумал, что несколько дней на расстоянии пойдут на пользу. – И он захихикал. – Молодая прокурорша… Ее так взяло, когда я предложил ей покурить травки! Спорим, она никогда раньше не делала этого.
Джон заморгал. Марвин, должно быть, с ума сошел, раз таскает с собой марихуану.
– А что с Брендой?
Марвин отмахнулся.
– Забудь. Там все равно в последнее время все было очень проблематично. – Он отложил журнал в сторону, потянулся, осмотрел обстановку пронизанного солнечным светом салона, словно оценивая ее стоимость. – Скажи-ка, у тебя ведь наверняка найдется для меня работа?
– Работа? – удивился Джон.
– Я подумал, что ты можешь нанять меня в качестве личного секретаря или кого-то в этом роде, – пояснил Марвин. – Твой чувак на все случаи жизни. Вот как с часами для твоего отца. Ну – признай, что я устроил это для тебя по высшему разряду, так ведь? Если бы тот тип из ломбарда заметил твое имя, которое выгравировано на обратной стороне часов, то тысячи долларов, которую ты мне послал, наверняка не хватило бы.
Джон смотрел на него и чувствовал себя ошарашенным.
– Я не знаю…