Трилогия Иводзимы

Томми выкупил старую халупу Тома Ханта[4] на Бахрейне и решил положить на всю эту слишком громкую вселенную. Хватит с него звуков, он мечтал о тишине. Прошло больше года с тех пор, как он не прикасался ни к гитаре, ни к семплеру. На хрен гитару и на хрен семплер, думал Томми. Он и музыки-то почти не слушал. Так, изредка, в особом настроении, когда врубал что-нибудь из тех славных деньков, когда он, только что выпустив первый альбом, вернулся на Иво и тусил там со стариной Алексом, Малышом Хесусом, пацанами и девчонками из «Площадь Тяньаньмэнь», «Утони в джакузи», «Фак-о-фак», короче, всеми теми, кого позже назовут «панк-ревайвл», хотя ни одна задница не играла в баре «Хилли» собственно панк. На хрен «панк-ревайвл», думал Томми, когда врубал ту музыку и, мучаясь артритом, перебирался на крыльцо с бутылкой бурбона. Томми салютовал кенотафу[5] Ханта и который раз напоминал себе прикупить дробовик. Том Хант любил раздербанить тишину Бахрейна парой залпов из шот-гана. Пожалуй, этот звук Томми мог бы выдержать. В конце концов, не зря же предки назвали его в честь старого выпивохи-гонзы.

Под могильным камнем не было могилы. Потому и кенотаф. Прахом старины Ханта выстрелили из огромной пушки прямо в жёлтые небеса планеты-пустыни. Так он завещал.[6] Хоронить было нечего. Но его жена, Абигейл[7], настоялась на том, чтобы установить гранитную плиту с именем, датами и цитатой: «Мой гнев будет жить вечно. И любовь. И вера в правду. Утритесь. А сам я для этого уже не нужен». Это из романа «Ужас и презрение на Тау-Хренососов», единственной книги Ханта, которую пусть дерьмово, но экранизировали.

Позже на могильном камне появился треугольник со звёздами и галактическими координатами в вершинах. Это сделал Томми с разрешения потомков Ханта. Три звезды обозначали места упокоения Ревущего Медведя, Молчащей Совы и Бегущего Кролика[8], – трёх отчаянных засранцев, которые заставили реветь ревущую эпоху типпи и недотёп.

Томми хотел провести здесь остаток своих дней. А он чувствовал, что их остаётся немного. Он желал сидеть в кресле-качалке, слушать вышедшую в тираж музыку и посылать на хрен весь остальной мир.

Но так уж вышло, что однажды он случайно ткнул своим скрюченным артритом пальцем не на ту иконку, и консоль выдала ему трек этого мелкого ублюдка с планеты Элеганс – Элвиса Муна. И вместо того, чтобы вырубить песню, Томми дослушал её до конца, бормоча под нос, как некогда старина Алекс Тетерски: «В этом что-то есть… в этом определённо что-то есть».

С тех пор Томми понял, что с покоем придётся распрощаться. Он выяснил, что в рождественские праздники Мун будет играть в брюхе астероида «СФР» на разогреве у пустышки Кении. И начал собирать чемоданы. На хрен Кению, думал Томми, о ней забудут через год, максимум, через два. Но этот мелкий Элвис… в нем что-то есть. Надо только помочь ему. Самую малость. И Томми вернёт долг тем парням из прошлого, которые когда-то вытащили прыщавого уличного музыканта на сцену.

На хрен Томми, думал Томми, ты, старая консервная банка! Вали с Бахрейна и постарайся сделать так, чтобы этот скучный мир снова звучал. Иначе грош тебе цена, ты, ходячий геморрой с морщинистыми яйцами.

И да, кстати, на хрен геморрой.

8. Фиби, Ченнинг

– Вот же сукин сын, – Фиби нервно курила на пожарной лестнице под табличкой «Курить запрещено», – Малик взбесится! Он сто раз пытался связаться с агентами Томми и притащить на «СФР». Хрен там! И вот он летит сюда без всякого приглашения, как обычный турист!

– Разве Томми не играл на «СФР»?

– Играл. Тысячу лет назад. Он нужен был Малику не как музыкант, в этом плане Томми давно сдулся. Он нужен был для привлечения рекламодателей. И вот – летит собственной персоной.

– А что в этом плохого? – спросил Ченнинг, уворачиваясь от струи дыма.

– Все плохо! – Фиби метнула сигарету в лестничный пролёт и зацокала своими каблучищами в коридор.

Через прозрачную перегородку из плексиэтилена был виден кабинет Малика. Грозный грузный босс «СФР» расплылся в своём необъятном кресле словно холенная, но старая медуза и исподлобья сверлил маленькими глазками окружающее пространство. За его покатой головой, плавно переходящей непосредственно в плечи астероидная защита гасила инерцию мелкого космического мусора. В целом, смотрелось, как дешёвый доморощенный клип каких-нибудь клэшпостпанков, с этими их вечными пародиями на офисную тоску. Вот только Малик не был пародией, он был самым натуральным офисным тираном с кучей денег в кармане.

Фиби резко изменила траекторию и скрылась от грозного ока за стойкой со стационарными консолями. Перемещаясь давно отработанным маршрутом, ни разу не попав в поле зрения Малика, она выскочила на обзорную палубу. Ченнинг чувствовал себя газовым шлейфом в хвосте камеры.