Трилогия Мёрдстоуна

— Ах да, я и забыл, что ты не человек, а решето с вопросами. Вот-вот, надо думать, доберешься до «кто». Попутал меня с кем-нибудь из других приятелей-гремов, небось.

— Нет, нет. Я просто не ожидал.

Доброчест превратился в живое, пусть и мелкое, воплощение чистейшей ярости.

— Не ожидал, язви тебя? Не ожидал? Марлстоун, мы заключили сделку. Глазами и шарами поклялись! Я три ночи подряд, язвись они, куковал у того Дьяволова нужника или как вы там зовете эти ваши стояки. И ждал. Тебя дожидался, слизнячина ты этакая, задница ты козлиная. И еще полночи потратил, чтобы найти щель сюда. — Он, пошатываясь, шагнул ближе к Филипу и свел большой и указательный пальцы, белые и с синими ногтями, на миллиметр друг от друга. — Я был настолько, вот настолечко от того, чтобы призвать Клятву на твою голову, чтоб у тебя глаза ослепли и причиндалы усохли.

Он вдруг застонал и тяжело привалился к стене.

— Э-э-э-й, — сказал Филип. — С тобой все в порядке?

Доброчест помолчал. Глаза у него были закрыты, веки похожи на скомканные лайковые перчатки.

— В свинячью задницу! Какой там порядок. Видать, приплющило по дороге. Пересох весь, как бабушкины титьки. Отсюда можно пить?

Он кивнул на унитаз.

— Нет-нет, погоди, — сказал Филип. — Я тебе из-под крана налью.

Вернувшись наверх со стаканом, он нашел Доброчеста в кабинете. Тот сидел на узкой кровати, глядя на скринсейвер — фотографию Минервы с высунутым, свернутым в трубочку языком, на котором лежала вишенка.

— Козел шерстомятый. — Покет взял стакан, жадно выпил и отер рукавом подбородок. — Ладно. Гони Амулет. Вот прям тут возьми и отдай. Он под твоим барским кафтанчиком. Я отсюда чую. Давай же. Много происходит такого, чему мне пора положить конец.

Филип рефлекторным, нерассуждающим жестом поднял руку к груди. Прижал к себе Амулет. Но был вынужден тут же и отпустить. Все это было как-то чересчур. Потрясенное лицо Страммера на краю поля зрения. Скрип пера. Голос Покета, диктующий еще не переведенные строки, — и сам Покет, враждебно сидящий тут, в комнате. Чудовищные осложнения.

— Нет, — выпалил Филип внезапно сам для себя.

— Что?

— Нет, не нет. Ну то есть… Я не понимаю. Почему теперь? Мы же, я не знаю, всего на половине книги. Даже меньше. Мы… я… должен закончить. Обязательно. И ты ж сам мне диктуешь через Амулет. Вот прямо сейчас разговаривал. Зачем тогда отбирать-то? Боже, Покет, ну ты же не можешь! Мы попали на миллион фунтов. Полно тебе. Что стряслось?

Грем по-куриному наклонил голову набок. Его старые глаза закрылись и открылись вновь.

— Это что такое сейчас вылетело из дырки у тебя на роже, Марлстоун? У кого из нас мозги съехали, у тебя или у меня? Ты вообще о чем? Книга? Какая книга? Мы написали твою проклятущую книгу. Сделка закрыта — с моей стороны. Даже не пытайся морочить мне голову, придурок. Я сильнее, чем кажусь с виду.

Филип ничуть не сомневался, что это чистая правда, а потому перешел к мольбам.

— Ну пожалуйста! Давай закончим вот эту книгу. Я ни о чем большем не прошу, честное слово. Ну сколько это займет? Десять часов? Двенадцать? Ну разреши мне оставить его у себя, пока не закончим. Ради всего святого, дай мне довести ее до конца.

Совиные глаза грема расчетливо заблестели. Наконец он произнес:

— Тебя слушать, аж червяки в голове заводятся. Закрой пасть и помалкивай, пока я попробую разобраться.

Он словно бы заснул секунд на шесть. А когда прогнулся, сказал:

— Возможно, меня переклинило. Морл мог меня считывать, с него станется. — Он немного погудел себе под нос, а потом добавил: — Марлстоун, положи руки на голову. Ну давай же. Ага, отлично. Так и держи, пока я еще раз ненадолго наведаюсь в твой сортир. Понял? И глаза закрой. Отлично. Когда я вернусь, то хлопну в ладоши, тогда можешь открывать. Усек?

Филип кивнул.

— Ну давай тогда, закрывай.

Филип повиновался. Почти сразу же после этого раздался громкий стук. Доброчест вернулся в комнату и снова сидел на кровати — на этот раз, скрестив ноги. Он передернулся.

— Как же меня плющит с этих туда-сюда. А ведь, зараза, не приходилось бы, кабы все по-честному. Но мы все-таки тут, а значит, вешки мне еще не перекосило. Так что это за болтовня такая о книге. Новую начал, что ли?

— Что ты спрашиваешь-то? Сам знаешь. Сам же мне и рассказывал. Диктовал. Ради всего святого, Покет, ты ж сам вел передачу — десяти минут не прошло.

— Через Амулет.

— Да. Да! Вот почему ты никак не можешь…

Грем резко выбросил вперед руку с выставленными указательным пальцем и мизинцем, целя в горло Филипа. Трахею Филипу сплющило. Голос превратился в писк и оборвался вовсе — мышцы собственной шеи душили его.

— Второй раз ты уже говоришь, что я чего-нибудь не могу — и если тебе дорога дыхалка, лучше не повторяй в третий. А не то я тебя так и оставлю заткнутым, а сам пойду домой. Усек? Кивни.

Филип, у которого уже глаза из орбит лезли, кивнул. Доброчест опустил руку и терпеливо подождал, пока Филип снова обретет возможность дышать. Грем поднялся на ноги и стоял, разглядывая Минерву.

— Зачем она это делает?