Тринадцать этажей

Алвита закрыла глаза. Ей было так приятно видеть Томми. Она постоянно волновалась за сына, и порой ей казалось, что она так далеко от него. Погребена глубоко под усталостью, где он ее никогда не найдет.

* * *

Нет другого звука, который разрывал бы душу так же, как плач твоего ребенка, которому больно. Этот звук прорывается сквозь все остальное, каким бы плотным ни был окружающий тебя туман, стискивает тебе сердце и затопляет организм электрическим импульсом адреналина, призывая к действию. Поднимая Томми с лестницы, шепча ему на ухо ласковые слова и осматривая его травмированную руку, Алвита впервые за много месяцев чувствовала себя такой живой, такой сопричастной действительности.

Они играли, по крайней мере так сказали девочки, и Томми поскользнулся на лестнице. Алвита осмотрела руку сына, по всей видимости, сломанную, уже начинавшую опухать. Мальчик разрыдался сильнее и уткнулся лицом матери в грудь.

Алвита метнула взглядом острые кинжалы в девиц, бывших в шоке. Ну, Анна (чье имя она наконец вспомнила) действительно выглядела подавленной, но Пенни в углу ела конфеты, и ей, судя по всему, не было никакого дела до страдающего ребенка, который, возможно, по их милости получил серьезную травму. Алвита постаралась сглотнуть желчь, сдержать ярость, говоря себе, что нельзя испытывать ненависть к ребенку, что это неправильно. Если бы здесь не было родителей Анны, она не знала, что могла бы сказать. Но Приша, мать Анны, нашла для дочери достаточно резкие слова, и Алвита посчитала нужным добавить только одно:

– Впредь вам запрещается играть с Томми. – Ее голос был проникнут ледяным спокойствием. – Никогда.

Анна стояла, потупив взгляд. Пенни дерзко смотрела Алвите в лицо. Что не так с этой девочкой? Даже Ханы, похоже, не обращали на нее никакого внимания.

Нахлынувший адреналин помог Алвите продержаться в течение всего посещения травмпункта. Она оставалась сосредоточенной, утешала хнычущего от боли Томми, пока они ожидали врача, держала его за руку, когда женщина с добрым лицом исследовала травму, следила за тем, чтобы сын видел ее, когда его повезли на рентген. Это оказался простой перелом, гораздо менее серьезный, чем могло быть, и если не считать нескольких недель в гипсе, для Томми все обошлось хорошо.

На работе на удивление отнеслись с пониманием, когда Алвита объяснила ситуацию, и сказали, что она может быть свободна столько, сколько понадобится ухаживать за ребенком. Конечно, сколько Алвита могла себе позволить не работать с финансовой стороны, было уже совершенно другим делом, но об этом можно будет побеспокоиться позже. Когда они вернулись домой и Томми заснул у себя в комнате, адреналин полностью схлынул. Немыслимая волна усталости обрушилась на Алвиту подобно приливу. Она настолько измучилась, что ей показалось, будто истощение стремится физически сбить ее с ног. Стены качались взад и вперед, словно кто-то пытался сквозь них пробиться. Из последних сил Алвита добралась до кресла и не запивая проглотила таблетку.

Телевизор уже работал.

* * *

Энгус Мерридью улыбался в полумрак гостиной, его идеальная улыбка была самодовольной, но открытой. Отсвет от экрана озарял кресло и силуэт обмякшей в нем Алвиты, но все остальное было погружено в темноту. У нее мелькнула бессвязная мысль, что если она попытается встать, то просто рухнет на пол. Провалится во мрак, откуда не будет возврата. Она спит? Теперь это уже было трудно сказать наверняка.

– Вы готовы встретить нашего следующего гостя? – ухмыльнулся Энгус, бросив вопрос зрителям.

Камера прошлась по пустым рядам зала. Этот вопрос относился к одной Алвите. Та кивнула.

– Фантастика! Итак, вот та, которую я уже давно хотел пригласить в нашу программу, но она всегда отличалась скромностью. Больше того, она мне сказала, что приглашение на телевидение напугало ее до смерти!

Пауза для смеха. Но смеяться было некому.

– Но если серьезно, ребята, я бесконечно счастлив говорить с ней, и, уверен, вы почувствуете то же самое. Эта женщина прожила долгую интересную жизнь, так что позволим ей закончить достойно. Встречайте на 70-м канале Эдит Кинни!

Улыбнувшись, Алвита постаралась найти силы, чтобы похлопать хрупкой пожилой женщине, медленно прошедшей к креслу рядом с Энгусом Мерридью. Она выглядела лучше, чем когда Алвита видела ее в прошлый раз, более живой в своих движениях, в самых красивых жемчужных сережках, но она оставалась такой же бледной, а кончики ее пальцев были тронуты синевой. Алвита внезапно остро прочувствовала, как давно уже не стучала ей в дверь. Ей хотелось надеяться, что Эдит тактично не упомянет об этом в эфире.

– Добрый вечер, – улыбнулся ей Энгус. – И позвольте сказать, Эдит, сегодня вы просто лучезарны!

– О, Энгус, думаю, вы можете говорить все, что угодно, – подмигнув, ответила Эдит. – Но внимательно следите, какие чеки подписываете!

Энгус разразился добродушным смехом, прозвучавшим неестественно резко в пустом зале.

– С этим всегда были проблемы, не так ли, Эдит? – сказал Энгус. – Вам очень одиноко?