Тринадцать ящиков Пандоры

Видимо, что-то дрогнуло на лице Линсея, потому что во взгляде Ши мелькнула неуверенность, но даже этого мгновения растерянности хватило — бабуин уже прыгнул. Она повернулась, но было поздно, он уже оказался вплотную, растопырил лапы, чтобы рвать и драть. Линсей вскинул пистолет и аккуратно прицелился, не обращая внимания на двойной вопль. На мушке плясали красный комбинезон и пыльно-серая шкура, но он не нажимал на спусковой крючок, пока не был уверен.

Когда эхо стихло, он подумал: «Если у меня там есть какое-то влияние, как он говорит, если люди и вправду думают, что чем-то мне обязаны, потребую объявить этот мир закрытым. Дать бабуинам шанс».

Светила луна. В лагере уже давно никого не осталось, но костер еще горел и отбрасывал внутри круга частокола круг света, видимый через распахнутые ворота. Серые тела сгрудились как можно дальше от него, боялись приблизиться, несмотря на грозное рычание вожака.

А он сидел рядом с огнем, смотрел, и отблеск в его глазах был маленьким кругом света.

Перевод Ефрема Лихтенштейна.

Мария Галина Дриада

На рассвете сделалось холодно. В городе этого как-то не замечаешь, спишь себе под одеялом, и все.

Небо, полное звезд, словно чашка, куда просыпался горох из порванного мешка, вдруг стало серым и пустым. Зачирикала какая-то птица. Что за птица, она не знала. Наверное, Иван знал.

Она прикусила губу и посмотрела под ноги. У белого мыска кроссовки алел кустик земляники. Если бы она сразу его заметила, отошла бы подальше, не присела бы здесь. Ладно.

Внизу живота неприятно тянуло. Почему месячные всегда начинаются в самое неподходящее время? Как предстоит что-то важное, так здрасьте. Тем более вроде и не должны были. Это потому что горы. В горах сбивается цикл, сказала Яська. У нее тоже начались не вовремя.

Вообще все было не так.

Она себе представляла, что девчонок будет совсем немного, ну еще одна-две, и будут песни под гитару у костра и обязательно найдется кто-то, ну… кто-то…

Блин, оказывается, все девки думают одинаково.

Ну да, была одна парочка, молодожены вроде, и они все время демонстративно обжимались у всех на виду. А остальные были девки, числом пять, и все какие-то недоделанные, толстые, очкастые или худые, прыщавые и тоже очкастые. Она думала, что по крайней мере на их фоне будет смотреться неплохо, но тут появилась эта. В последний момент. Вскочила в мини-бусик, села.

И она сразу поняла, что дело плохо.

Она всегда западала на… ну, на лидеров, в пятом классе — на физрука, в седьмом — на учителя физики (он еще по совместительству был классным руководителем), а в джиме — на тренера. А Иван был такой молчаливый, суровый, с бородой и ужас как походил на путешественника с обложки «National Geographic», в которого она влюбилась еще до физрука, она даже вырезала эту обложку и прикнопила над кроватью, но Митька назло ей сдернул и порвал на мелкие кусочки, мерзко хихикая. Она, конечно, отлупила Митьку, но легче от этого не стало.

Если бы случилась ядерная война, думала она, мы бы остались с ним вдвоем. Он бы разжигал костер с одной спички. И срубил бы нам домик. Маленькую такую, уютную хижину. И сложил печь. Он наверняка все умеет, Иван. А вечерами мы бы сидели у огня, а он играл бы на гитаре.

Нужно, конечно, чтобы куда-то девались эти пять чучел. Парочка молодоженов пускай остается, конечно, этот бы постоянно делал все не так, а Иван бы его учил. А эта, ну, помогала по хозяйству… Можно поставить хижину не в лесу, а в горах. Около ручья. Потому что, ну, стирать же надо и все прочее.

Так она думала, пока они грузились, а потом села эта и все испортилось.

Во-первых, она была в ярко-красной ветровке. И высоких, красных с белым кедах. И джинсах скинни… Они-то все оделись, ну, как для похода. Треники, брезент, толстый свитер. Она и сама себе казалась толстой — в таком-то свитере и штормовке. И да, неуклюжей. Да и была, наверное, толстой и неуклюжей.

Эта — нет. Двигалась так, словно ничего не весила. Это потому что кость тонкая. И кожа чистая, никаких пубертатных прыщей и тоже словно светится. У богатеньких девочек такая кожа. Ну и еще если очень везет. И сразу повела себя так, словно ее все очень-очень долго ждали. И вот, она наконец явилась, радуйтесь.

В общем, дальше все пошло не так.

Потому что Иван подсадил эту в мини-бусик за талию и сам уложил ее рюкзак, и подвинулся, так, словно места больше не было, хотя на самом деле было.

Еще эту звали Ника. То есть Вероника.

Что уж совсем обидно, поскольку она с детства примеривала на себя это имя, сумеречное и коричневатое, как лесной орех. Будь у нее такое имя, она и сама, конечно, была бы совсем другой. А так… Одним достается все, другим — ничего.

Она это давно поняла, только не понимала почему.