Тринадцать осколков

Фон Штейц и сам думал над фразой Радеску, но ни к какому выводу не успел прийти. Генералу Радеску он верил, верил потому, что тот сумел выбраться из волжского «котла», и теперь вот командует дивизией здесь, в крепости «Сапун-гора». Уже этот факт говорит о многом.

— Я думаю, Радеску подчеркнул, что у него один выбор: сражаться вместе с нами до победного конца.

Енеке сунул в зубы сигарету, но не прикурил, а тут же выплюнул ее в урну.

— Заверения — хорошо, но практические дела — лучше, — сказал он с раздражением, делая вид, что куда-то спешит. «Вот так всегда: когда вдвоем — разговора не получается. Старик осторожничает или вовсе не доверяет мне. Напрасно, напрасно». Фон Штейц тоже заторопился, сослался на срочные дела и вышел из убежища командующего.

Придя к себе в бункер, фон Штейц сразу попытался сосредоточить мысли на подвиге лейтенанта Лемке. «Лемке — это фитиль, которым я зажгу сердца крепостных войск, — он не мог иначе думать, не мог потому, что это его обязанность — зажигать и воспламенять души подчиненных ему людей. — Лемке, по-видимому, член национал-социалистской партии, а если и нет, я его немедленно оформлю. Достоин! Шутка ли — вырвался из рук русских разведчиков. Наверное, великан парень! Но внешность лейтенанта он никак не мог представить: мешали мысли о Марте, о генерале Радеску и о самом Енеке… «Радеску молодец, на его дивизию можно положиться. Он понимает: румынам отступать нельзя». Фон Штейц вдруг чертыхнулся на себя в душе за то, что не может сосредоточиться на одном Лемке, что так разбросанно мыслит. Он позвонил в штаб, потребовал, чтобы быстрее прислали к нему лейтенанта, совершившего подвиг. Ему ответил майор Грабе (он сразу узнал его по голосу):

— Господин полковник, лейтенант Лемке находится у командующего.

— Кто его туда направил? — спросил фон Штейц и, отвернувшись от трубки, в сердцах бросил: — Идиот одноглазый! — И уже в трубку выкрикнул: — Это моя область работы! Послушай, Грабе, это ты умудрился послать Лемке к командующему? Ты?

Грабе ответил:

— Так точно, я, господин полковник.

— Почему?

— Я знаю, что генерал Енеке желал с ним поговорить.

— Откуда вы это знаете?

— Я все знаю, господин полковник.

— Послушайте, Грабе, не слишком ли вы много знаете? В госпитале я вам обещал устроить что-нибудь страшненькое, помните?

Грабе не сразу ответил.

— Помню, но я обязан все знать…

— Да кто вы такой?!

— Майор Грабе, штабной офицер, господин полковник. Майор Грабе из инвалидной команды, помните?

Фон Штейц бросил трубку и заскрежетал зубами:

— Этот инвалид как бы не оказался гиммлеровским молодчиком. — Фон Штейц ненавидел шпиков, считал их бездельниками, подсматривающими в замочную скважину, и злился всегда, когда чувствовал на себе посторонний взгляд незнакомого человека. Одноглазый Грабе, прибывший вместе с ним в Крым на должность штабного офицера, был для него загадкой: майор держался слишком независимо, вел себя всезнайкой и на редкость болтливым человеком, но болтовня инвалида всегда казалась фон Штейцу неестественной, наигранной, и это еще больше настораживало полковника.

«Слежка за мной, за офицером национал-социалистского воспитания? Чепуха!» — он громко рассмеялся и вновь позвонил в штаб. Ответил кто-то другой:

— Майор Грабе у генерала Енеке.

Фон Штейц тихонько опустил на рычаг трубку: «Неужели Енеке имеет свою агентуру?» — подумал он и взглянул на портрет Гитлера, висевший на стене возле письменного стола.

— Майн гот, — прошептал фон Штейц, — неужели ты не веришь нам, твоим верным офицерам? — Он испугался собственных слов и невольно оглянулся по сторонам. Бункер был пуст и нем. На тумбочке, стоявшей возле кровати Марты, лежала книга «Майн кампф», а на ней — металлическая коробочка, в которой хранились тринадцать осколков. Фон Штейц раскрыл коробку, высыпал на ладонь осколки. Он долго смотрел на них, пока не вспомнил, что в подвале каменного дома по его приказу заперты двести севастопольцев, отказавшихся рыть окопы на Сапун-горе. Его глаза сверкнули, и он крепко зажал осколки в руке, чуть поднял голову, и ему показалось, что Гитлер утвердительно качнул подбородком: «Действуйте!»