Тринадцать осколков

На некоторое время движение по дороге прекращается. Чупрахин не переносит тишины. Она угнетает его. Он начинает ерзать, вытянув шею.

— Бурса, листовка, — вдруг показывает он на маленький серый клочок бумаги, дрожащий на ветру.

Иван вскакивает, берет листовку и, сев поудобнее, читает:

— «Граждане кубанцы! Красная Армия разбита…» Что? Что они пишут! — багровеет Чупрахин. — Ах, подлецы!

— Читай дальше, — советую Чупрахину.

— Сам читай, — передает он листовку.

— «Просим вас соблюдать спокойствие и порядок. Не давайте коммунистам и партизанам взрывать промышленные предприятия, организуйте охрану нефтяных районов, берегите хлеб, скот. Это пригодится вам.

Красноармейцы! Не слушайтесь комиссаров, бросайте оружие и переходите к нам. Мы гарантируем вам жизнь, отправку к своим семьям».

— Дай сюда, — вырывает Чупрахин листовку. Он рвет ее на мелкие клочки.

— Карандаш и бумага у тебя есть?

— Есть, — отвечаю.

— Пиши…

— Кому и что писать?

— Пиши, по-ихнему пиши:

«Проезжий фриц, остановись! Вправо от дороги, под кусточком, лежат штабные документы: очень важные, весьма откровенные и абсолютно достоверные сведения для вас.

Кубанец».

— Написал? Дай-ка сюда.

Прицепив бумажку к сломанной ветке, Чупрахин ползет к дороге и там втыкает ее в землю.

— Порядок, — довольный, занимает свое место. — Грамотные, прочтут, а мы посмотрим, как они будут искать штабные документы. Тут мы им и врежем по первое число.

Я напоминаю Чупрахину о предупреждении Егора вести себя осторожно.

— Так их же, скорпионов, другим способом из танка не вытащишь. А бить их надо, или мы уже не бойцы. Эх, Николай, Николай, они же по нашей земле ползут, — вздыхает Иван. — Мы аккуратненько, без особого шума, — уговаривает он.

Долго ждать не приходится: на дороге вновь появляются мотоциклисты. Но, к огорчению Ивана, они проскакивают без остановки.

— Надо возвращаться, — напоминаю Чупрахину. — Времени уже много прошло.

Встречает нас Мухин. Он сообщает:

— Егор тоже ходил в разведку, привел с собой проводника. Теперь нам легче будет.

Иван подробно докладывает Кувалдину о результатах наблюдения, в конце не забывает сказать о записке.

— Этого делать нельзя, — строго предупреждает Кувалдин. — С врагом надо обращаться серьезно.

— Я понимаю, Егорка. Для серьезного разговора у нас нет подходящих сил… Ведь что пишут, болваны!

Проводником оказался парнишка лет четырнадцати, Никита.

Чупрахин сразу засыпает его вопросами: откуда он, кто рекомендовал его нам и вообще кто он есть. Никита поглядывает на Егора:

— Не знаю. Не положено говорить…

— Смотрите, ничего не знает! А как же ты поведешь? — налегает Иван.

— Поведу. Раз сказано — провести, проведу.

— Ну и оратор!

— Перестань, — обрывает Кувалдин Чупрахина. — Лучше займись автоматом, осмотри, почисть, вот тебе патроны, дозаряди диск.

— Патроны! — удивляется Иван. — Вот это обрадовал, Егорка! Давай-ка их сюда. Откуда достал? Смотри, Никита, как мы их сейчас будем укладывать. Вот эта штучка называется приемником.

— Знаю, — спокойно роняет Никита.

— Ишь ты! Наверное, уже стрелял из этой штучки-то. Молчишь? Военная тайна? Ну-ну, молчи. На-ка патрон, протри его хорошенько. А ты, случаем, не знаешь, что такое флагшток? — с хитрецой спрашивает Чупрахин.

Разговор прерывают автоматные выстрелы. Они доносятся со стороны лесной дороги.

Чупрахин берет автомат. Он быстро вставляет диск, и я замечаю в его глазах искры: ему сейчас бы в бой.

— Никита, где эта тропинка? Веди, — распоряжается Кувалдин. — Самбуров, иди за Никитой, Сергеенко, Мухин — посередине, я — замыкающий. Чупрахин, прикрывай, ищи нас по отметкам на деревьях. Да не увлекайся тут. Ясно? Я с тобой еще поговорю…

— Есть! — Чупрахин, чуть согнувшись, бежит на выстрелы, скрывается за деревьями.

Звучное эхо выстрелов, петляя по низинам, хохочет то справа, то слева, то вдруг отзывается впереди. Никита, слегка пригнувшись, торопит меня. Он ловко обходит деревья, бесшумно раздвигает кусты, то и дело оглядывается, видимо тревожится за нас: как бы не отстали, не потеряли его из виду.

Лес становится гуще. Проводник останавливается, тяжело дышит, рукавом вытирает вспотевшее лицо. Дождавшись Егора, Никита понимающе говорит:

— Сюда фашисты не придут. Дедушка Назар сказал, что немцы в этот лес не ходят, боятся… А вам дальше надо идти вот этой тропинкой. Пойдемте, она тут, рядом, — показывает куда-то в кустарник. — А может быть, к нам? — обращается Никита к Егору. — Отряд наш боевой. — Но, видимо спохватившись, что говорит лишнее, он умолкает.

Никита уходит ночью. По-взрослому жмет каждому руку и сразу скрывается в темноте.