Тринадцать подвигов Шишкина

Однажды на рассвете
летел усталый ветер
и путника он встретил
на берегу морском.
– Скажи, куда идёшь ты?
Скажи, зачем живёшь ты?
И почему оставил
давным-давно свой дом?
А путник сел устало:
– Я повидал немало,
но так и не узнала
душа моя нигде:
в чём радость и удача
и что такое значит
любовь на этом свете,
подобная звезде.
Вздохнул притихший ветер:
– И я искал на свете,
но до сих пор не встретил
любовь и красоту.
Придумали их люди,
мечтавшие о чуде,
мечтавшие, что солнце
рассеет темноту.
Нас даль надеждой манит,
но призрак вновь обманет,
и новый день настанет,
такой же, как все дни.
Любовь полнится фальшью,
и каждый знает: дальше
зовут нас не надежды,
а миражей огни.
Идём мы по карнизу.
Мы – пленники капризов.
И не друзьям – подлизам
мы верим, как себе.
Нас продадут и купят,
пригреют и отлупят,
а мы ещё «спасибо»
спешим сказать судьбе…
Однажды на рассвете
летел усталый ветер…
Как путника он встретил,
я рассказал тебе…

Отзвенели струны. А что было дальше – деликатно умолчим. Дело молодое, жаркое…

2

Газетчик Славик не заставил долго ждать. И недели не прошло, позвонил:

– Старик! Отправил тебе, как бы, бандерольку. Подсобрал тут, что, как бы, сгрудилось. В основном, как бы, стихи, ну и проза всякая, даже, как бы, пара романов имеется. Давай, дерзай! Да, насчёт названия рубрики. А вот если, как бы, «В гостях у Пегаса»?

Александр сморщился. Бедную крылатую лошадь по каким только конюшням ни таскали, кто только и куда её ни запрягал!.. Да хрен с ним! В конце концов, это редакционное дело…

– Пойдёт! – осчастливил он Славика. – Если вы будете давать в газете мои обзоры без моей подписи.

– А почо так? – удивился Славик.

– Ну я же не Пегас.

– Ну, давай тебе, как бы, псевдоним придумаем. В прессе это – дело обычное. Я вон иногда под тремя-четырьмя в одном номере, как бы, выступаю. Самый простой псевдоним – это обычно имя, а отчество, как бы, в фамилию превращаешь. Александр, как бы, Сергеев. Можно и что-нибудь, как бы, нешаблонное…

– «Вал. Индустриальный»! – тут же бухнул Шишкин.

– Вал… Какой?

– Ладно, проехали. Давай остановимся на незамысловатом, но не столь очевидном. Допустим… – Александр подумал о Танюшке, о связавшем их Татьянином дне. Тут же почему-то на ум пришло имя Максим, а может, не имя, а пулемёт – графоманов расстреливать. – Максим Татьяничев. Пойдёт?

– Максим Татьяничев… А что… Как бы, красиво! Нехай будет Максим Татьяничев. Замётано, старик!

Через пару дней Александру позвонили с почты – бандероль из «районки» подошла. К этому времени Шишкин-Пушкин уже пережил «поэтическую славу» в связи с получением чмаровскими подписчиками «восьмимартовского» номера газеты: в школе девчонки и учительши загадочно улыбались, в учительской на столе, вроде бы случайно, валялся злополучный номер… Спасибо всем уже за то, что никто не ахал и не охал. Но Клавочке Александр, сделав зверские глаза, исподтишка погрозил кулаком.

На почте Наталья Кочергина, которая в декабре тоже была делегирована на комсомольскую конференцию и, естественно, наблюдала, как Александр и Танюшка всю дорогу до райцентра мило ворковали, да и в зале больше были заняты друг другом, так вот она, выдавая бандероль, понимающе улыбнулась:

– Ах, Александр Сергеевич… Вот как же вы умеете нежное чувство передать… Наверное, в институте этому нельзя научиться, это чувствовать надо… А это вам из редакции, небось письма с откликами на ваши стихи?

«Ага, – подмывало кивнуть, – дальше вообще мешками пойдут, из самых дальних гаваней Союза, прочих городов и весей! А потом и остальное прогрессивное человечество, вплоть до негров преклонных годов… Ну и Нобелевский комитет не замедлит откликнуться…»

Вскрыл дома увесистый пакет. Да уж… Славик постарался от души: ворох листов и листиков, исписанных от руки и отпечатанных на машинке, с пришпиленными к ним конвертами, впечатлял[5].

Александр покачал головой и принялся раскладывать рукописи пока на две стопки: стихи и проза.

Первая стопка росла как на дрожжах. Вторая выглядела скромнее, но тоже пухла. Склонность к педантизму подвигла Шишкина-младшего переложить содержимое стопок по алфавиту, исходя из фамилий авторов.

Читать сначала взялся поэтические творения.