- Пожалуй, лучше будет, если ты мне назовешь её адрес, и я сам съезжу туда и во всём разберусь. Не возражаешь, надеюсь?
- Нет, - я сказал ему, где живёт тетка, он пообещал перезвонить позже и попрощался.
Разговор с Яковлевым отвлёк меня, я стал гадать, почему блюдце так заинтересовало профессора. Ближе к вечеру сходил погулять по кварталу и по возвращению домой совсем позабыл о тёте Тамаре. Каково же было моё удивление, когда в половине двенадцатого начал разрываться телефон. Я снял трубку.
- Алло.
- Славик, это Станислав Николаевич. Быстро беги к своей тётке, я уже выезжаю. Нельзя медлить. Они хотят подсунуть обменыша!
- О чём вы? - спросил я, однако ответом послужили короткие гудки. Я перепугался, без раздумий начал собираться. Мать, сидевшая у телевизора, с тревогой посмотрела на меня.
- Куда это ты на ночь глядя?
- Погулять, - ответил я. Однако скрыть возбуждение, охватившее меня, не получилось.
- Что случилось Славик? Говори открыто, я вижу, как у тебя глаза бегают.
- Некогда мама! - я уже стоял в прихожей и накидывал куртку на плечи.
- А ну-ка стой! - она бросилась за мной. - Никуда не пойдешь, пока толком не расскажешь.
- Значит, уйду без разрешения, - в этот раз я решил вести себя настойчиво, обулся и вышел, так и не дождавшись следующей реплики мамы. Видимо, мой ответ ввёл её в ступор - до того я ей всегда уступал.
Не стал дожидаться лифта, бегом спустился вниз по лестнице, добежал до остановки, пораскинув мозгами, понял, что кроме такси сейчас не на чем уехать, порылся в кармане и, обнаружив две мятые десятки - придется добираться пешком. Местами бегом, местами быстрым шагом, я пробирался через ночной город. Праздничная атмосфера ещё не успела развеяться: горели иллюминации, на окнах некоторых квартир висели блестящие гирлянды, изредка раздавался шум взрывов пиротехники. Снег серебрился, изо рта валил пар, редкие прохожие бросали недоумённые взгляды в мою сторону. Однако всё переменилось, когда я добрался до района тёти Тамары. На улице толпился народ, гудели сирены, отовсюду доносились невнятные крики и ругань. В ряд вытянулись два автомобиля милиции, машины пожарной и скорой помощи. Они остановились напротив подъезда тёти Тамары. Милиционер, стоявший внизу у дверей, подозрительно посмотрел на меня.
- Вы жилец этого дома? - спросил он.
- Нет, а в чём дело?
- Кто вы такой и зачем пришли? - всем своим видом милиционер показывал, что не собирается отвечать на мои вопросы.
- Здесь живет моя тётя. Она звонила и просила посидеть сегодня с ребенком, -начал с ходу выдумывать я. - Сама собиралась к кому-то в гости.
- А как зовут вашу тетю?
- Година Тамара Васильевна.
Милиционер переменился в лице.
- Она звонила вам сегодня?
- С ней что-то случилось? - теперь я решил добиться от него ответа.
- Я задал вам вопрос.
- Что с ней случилось? - повторил я, а сердце предательски щемило. Почему мне звонил Яковлев? Что не так с бородачом? А слова тёти о Лиде? Неизвестность страшила сильнее всего.
Я не стал дожидаться объяснений, вместо этого пошёл напролом, буквально втиснулся в дверь подъезда и бросился вверх по ступенькам. В пролёте между пятым и шестым этажами я увидел Яковлева, сидевшего на ступеньках и повесившего голову.
- Что случилось, профессор? - спросил я.
- Я опоздал, - с горечью произнёс он. - Если бы догадался сразу... Но кто мог подумать, что они избавятся от матери.
- Как избавятся? - совсем сбитый с толку я ошеломлённо смотрел на профессора.
- Тайные люди, невидимки, пьют неблагословлённое молоко, вместо проклятых матерьми детей подсовывают обменышей.
- Вы совсем рехнулись! - процедил я сквозь зубы, обогнул его, буквально влетел на шестой этаж. На лестничной площадке стояло двое пожарных, милиционер и закутанная в платок старушка, которую он допрашивал.
- Вы кто такой? - спросил один из пожарных.
- Родственник, родственник,- глаза заволок туман, когда я увидел, что дверь квартиры тети Тамары открыта нараспашку. Оттуда тянуло холодом, в коридоре стояли врачи с носилками. - Пропустите! - взмолился я, ворвался в квартиру. Внутри отчётливо различим запах газа. Сердце ушло в пятки. Только сейчас я понял, что любил тетю Тамару и её больную дочь Лидочку. Только сейчас!
Не помню, как я добрался до спальни. На кровати лежала, моя тётя, над нею склонился врач. Он взглянул на меня и опустил глаза. Мертва! - безмолвно сообщил он мне.
- А ребёнок, - с трудом выдавил я из себя и перевёл взгляд на детскую кроватку. Там лежало осиновое полено.
Лидочку так и не нашли.
Рассказ восьмой.
Блазня.
Когда Пётр Шаталов поднялся на пригорок, его очам открылся белый океан, снежная пустыня, гладкая, как мраморная плита, безмятежная, как августовское небо. Но стоило подуть ветру, как квинтиллионы крупинок взмывали в воздух, застилая взор, заволакивая всё вокруг аспидно-серой мглой. В такие мгновения уже на расстоянии вытянутой руки ничего нельзя было различить.