Тринадцать свадеб

— Я не желаю вам никаких неприятностей, — поясняю я. — Моему отцу плохо — у него болезнь Альцгеймера.

На секунду его лицо искажается болью.

— Я не могу у него ничего спросить.

— Что вы хотите знать? — с трудом произносит он, будто вымолвить слово стоит ему колоссальных усилий.

— Не знаю, — честно отвечаю. — Я пытаюсь понять, как все это произошло.

Я бы могла ему рассказать, как их отношения повлияли на мою жизнь, что уже ничто не могло стать как прежде и что только сейчас я осмелилась взглянуть своим страхам в лицо. Но священник не может ничего изменить, и я не должна его обвинять и причинять боль. Не сомневаюсь, что и на его долю выпало немало горя.

Он заливается краской, и я с сожалением понимаю, что не стоит спрашивать о том, как это «произошло».

— Не могли бы вы рассказать о нем что-нибудь? Каким он был? — тихо спрашиваю его.

Он странно на меня смотрит.

— Ну, он был добрым, талантливым и умел дружить, — осторожно признается священник.

— Правда, добрым? — спрашиваю, и глаза наполняются слезами. — Просто я такого не помню. Я помню только, что он всегда выглядел очень несчастным и, казалось, он не любил маму. И он не любил меня.

— Конечно, он вас любил, — поспешно отвечает Уильям, подавшись вперед, точно желая взять меня за руку, и тут же передумав. Хотя я не возражала бы. — Он сильно запутался в жизни.

Даже не сомневаюсь.

— Очевидно, он был геем.

— Не геем, — перебивает Уильям. — Бисексуалом.

Теперь у него краснеет и шея.

— Я не знаю, чем у них все закончилось с матерью. Они явно друг другу не подходили.

Он вежливо молчит. Уверена, он того же мнения.

— Той ночью… Ночью, когда я вас застала…

Резко вдохнув, он кивает.

— Я никогда этого не забуду, — признается он сдавленным голосом и, к моему удивлению, добавляет: — Я все время о тебе думал.

Он все время обо мне думал?

— Мне очень, очень жаль, что все так получилось, что ты все видела, что он так себя повел и что потом пытался все уладить. Я снова и снова прошу у Господа милости. Ты не должна была прикрывать нас и врать, и мне так жаль.

Его глаза переполняют слезы и ручьями текут по щекам.

— Я его любил, — говорит он. — И часть меня любит его до сих пор. Каждую ночь я молюсь за него — за него, за тебя, за твою маму.

— Сейчас моя мать с кем-то встречается. А за отцом ухаживают в лечебном центре, и он меня не узнает.

Мне приходит в голову одна идея:

— И вас он тоже вряд ли вспомнит, но вдруг вы захотите его навестить?

Он долго на меня смотрит. Наконец со слезами на глазах священник кивает:

— Спасибо.

Перед уходом я оставляю ему адрес.

— Приходи в любое время. Когда захочешь. Если ты захочешь что-то еще о нем узнать, я постараюсь ответить на твои вопросы.

— Благодарю вас, — и, поднявшись с кресла, спрашиваю: — Только один вопрос. Почему вы вернулись? В Южную Австралию? Мне казалось, вы переехали в Квинсленд.

— Порой, чтобы идти вперед, нужно вернуться назад, — отвечает священник.

Я печально улыбаюсь и киваю. Прекрасно понимаю, что он имеет в виду.

Лили и Бен разрешают гостить у них сколько мне захочется, но у меня есть и другие планы. Теперь, когда у меня появилась мысль встретиться с Локи, я не могу сдержать улыбки. Но прежде чем я сообщу матери, что не буду отмечать с ней и Дэвидом Рождество, мне надо поговорить с моим любимым гитаристом. У него на телефоне срабатывает автоответчик, и я оставляю сообщение с просьбой перезвонить. Мне нужно убедиться, что его родители не против непрошеного гостя на семейном празднике. Мысль о том, что скоро я снова окажусь в объятьях Локи, наполняет меня радостью.

Однако ее точно ветром сдувает, когда вижу звонок с неизвестного номера, беру трубку и на другом конце слышу голос Алекса.

— Бронте?

Внутри все сжимается от холода.

— Бронте? — снова спрашивает он. — Это Алекс.

Нахожу в себе силы, чтобы ответить, и в голосе слышится лед — точно такой же лед у меня сейчас на душе.

— Что тебе нужно?

В гостиной, кроме меня, еще Бен и Лили. Мы болтались без дела, смотрели телевизор, пока Лили кормила Элизабет. Они оба обеспокоенно таращатся на меня. Я поднимаюсь, иду в спальню и закрываю за собой дверь.

Слышу его дыхание. Его тихий и такой далекий голос звучит натянуто.

— Мы порвали с Зарой.

Делаю резкий вдох и опускаюсь на кровать. Он произносит:

— Я все рассказал ей. Я жалею обо всем. Мне не стоило идти до конца.

Слышу всхлипывания.

По коже пробегают мурашки. Я сдерживаю слезы, не в силах вымолвить ни слова. Ну и пусть. Он хочет еще что-то сказать.

— Извини, что заставил тебя пройти через все это на свадьбе. Когда ты вышла из церкви… Я знал, как тебе больно, и ничего не мог поделать. Я словно окаменел, — признается он.

Меня очень огорчает его рассказ.