Тринадцатая девушка Короля

   – А если он прямо за столом уснет? Кто его в спальню-то потащит? Опять я? Вот уж дудки! Я его из Храма чуть доволокла, так он тогда хотя бы ногами шевелил...

   – Тебе, Эстэри, не угодить! – Маарит не на шутку обиделась, даже со скамьи вскочила, на которой мы устроились, чтобы убежать. – Что ни сделаешь, все тебе мало!

   – Да не мало мне, – я порывисто обняла сестру. – Не мало. Страшно только очень.

   – Тебе? – смешно округлила глаза Маарит. – Ты же ничего никогда не боишься...

   Я только вздохнула печально и, чтобы поменять тему, предложила:

   – Пошли наверх!

  За окончанием торжества мы наблюдали с галереи: лопали сладости вместе с младшими сестренками – счастливицы, самой старшей из них едва исполнилось двенадцать, а значит, впереди еще целых три года беззаботной жизни – да смотрели, как лучшие ильмы Озера упиваются до состояния нестояния.

   Празднество затянулось глубоко за полночь. Гости приходили и уходили, а мы с Маарит все смотрели и смотрели, и дождаться никак не могли, когда же уже сонное зелье начнет действовать.

   Но вот потихоньку у мужей стали слипаться глаза, а жены, привычно подхватывая грузные тела и подзывая рабов для помощи, потащили своих благоверных по Дворам. Зал пустел и становился тише. Маарит клевала носом в окружении видевших седьмые сны младших, а батюшка все шептался о чем-то с Адо-са-Куули, и мне даже с галереи было видно, как довольно розовели его щеки да разгорался жадный огонь во взгляде.

   Наконец, и глава нашего рода не выдержал – уронил тяжелую голову на грудь. Мачеха недовольно щелкнула языком и убежала за рабами, а Адо, спотыкаясь, побрел к моему мужу. Я понимала, что как единственный наследник, он не мог уйти с торжества, не попрощавшись, обязан был выказать почтение, но со стороны казалось, что подходит он, скорее, для того, чтобы добить едва дышащего главу своего рода. Они перекинулись парой слов, и отзвуки их рычащих голосов докатились даже до галереи, а потом я растолкала Маарит, велела ей отправлять сестер в спальни, а сама поторопилась вниз: в конце концов, я теперь мужняя жена – хочу я этого или нет, мне моего мужа до спальни и тащить.

   – Куули-на, – я несмело заглянула в мутные глаза муженька. – Не пора ли нам уходить?

   – Мне-то давно пора, – хмыкнул старик и попытался встать из-за стола, оперившись двумя руками о край столешницы, – да незавершенные дела не отпускают. А тебе, детка, на мой взгляд, торопиться совершенно ни к чему.

   Я закусила губу и отвела глаза, внезапно осознав, что в другой ситуации я бы к старому Рэйху совсем не так относилась: он хотя бы на меня не рычал.

   – Я не о том вовсе. Поздно уже. Спать пора.

   Муж мой устало кивнул и со второй попытки все же поднялся, чтобы тут же упасть назад в кресло.

   – Не-а, не получится, – закашлялся от смеха. – Видать, на сегодня я уже находился. Беги-ка, детка, на стайню. Там мои рабы ждут с носилками, вели, чтоб меня прямо из зала забрали.

   – А послушаются? – засомневалась я и тут же стукнула себя раскрытой ладонью по лбу. Как бы они не послушались? Я ведь с сегодняшнего дня их хозяйка, они скорее уж на приказы старого Куули наплюют, чем на мои.

Рабов в зеленых скиртах* – цвет моего нового дома – на стайне было всего четверо.

   Они полулежали на куче сухой травы и дружно дымили листьями чамуки. Завидев меня, старший – о чем говорила медная цепочка на его поясе – подскочил на ноги и низко мне поклонился:

   – Что прикажете, хозяйка?

   Захотелось оглянуться назад, чтобы проверить, точно ли он ко мне обращается, но я отбросила в сторону этот детский порыв и, нервно сжав руки в кулаки – благо, длинные рукава свадебного платья позволяли этому жесту остаться незамеченным, – пробормотала:

   – Там Куули-на... его забрать надо. Из зала, – обвела испуганным взглядом доброжелательные лица и, остановившись на старшем, который так и стоял, почтительно склонившись, спросила:

   – Тебя как зовут?

   – Рой-а, старший раб Двора Куули, хозяйка.

   – Старший, – протянула я и все же оглянулась на выход из стайни, не подслушивает ли кто, – а вообще, много вас у... у меня?

   Все четверо расплылись в понимающих улыбках. Рабы не были людьми по рождению, их создавали в алхимических лабораториях столицы, а потом продавали на Большом рынке. И не знаю, как в других поселениях, а на Озере, если верить главам родов, рабов жило больше, чем ильмов. Батюшка, например, клялся, что Двор Йо насчитывает пятнадцать голов, якобы каждому ребенку по защитнику покупал, тогда как на самом деле их было только семеро.

   – Мы четверо, да на Дворе двое осталось, – перечислял Рой-а, – а еще двоих хозяин в Ильму с караваном услал, завтра к вечеру должны вернуться.

   Четверо, да двое, да еще двое. Восемь, стало быть. Папенька удавится, если узнает... Хотя кто ему скажет-то правду? Если спросит, скажу, что восемнадцать. Или вообще, двадцать восемь!

   Я коварно улыбнулась, а затем, приложив правую руку к сердцу, пообещала:

   – Постараюсь быть вам хорошей хозяйкой.