Тринадцатая девушка Короля

— Так в ясли убежала, — c охотой ответила Ула. — Мальчонка прибег с писулькой от учителки. Что-то там с Мори сталось. Я толком и не поняла. А Эри как прочитала, сбледнула вся с лица да за шубейку схватилась. Говорит, Ула, миленькая, отнеси-ка господину ворнету тепленького молочка, а то у него горло разболелось, а я, говорит, пока за дитем обернусь. Видать что-то там у них приключилось…

Ула еще бормотала что-то о том, что в их времена за детьми так не носились. Мол, что может с мальцом приключиться, когда он у учителки под присмотром? Чай, голову не сломает. В их времена-то вон никаких яслей и вовсе не было, и ничего, справлялись… Я особо не вслушивался, кивал только, да мелкими глотками пил горячее молоко.

Наконец, когда кухарка все-таки оставила меня в покое, я поднялся в кабинет, да, постояв там с минуту, сразу же спустился вниз, решив проверить, как там наши заключенные.

Арестанты сидели по камерам и пребывали в самом гнусном расположении духа. Похититель юных дев размазывал по небритой морде сопли, молил о прощении и клялся всеми богами — Земными, Водными и даже Глубинными, — что впредь никогда и ни за что. Я покивал головой и захлопнул дверь, чтобы перейти во вторую камеру, наспех оборудованную в другом конце подвала. Поджигательница и убийца сопли не размазывала, да и вообще ни о чем не просила. Она молча смотрела в потолок и даже головы не повернула в сторону отворившейся двери.

— От еды отказывается, зараза, — прокомментировал мне поведение арестантки вынырнувший неизвестно откуда Ной. — Вот как господин Рой ее третьего дня доставили, так и не жрет ни морга. Небось надеется скопытится до суда.

И выкрикнул, оглушив меня на одно ухо:

— Зря надеешься, болезная! Не дам я тебе подохнуть. Еще денек-другой подожду, чтоб тебе жизнь медом не казалась, а потом позову мальцов в подмогу, чтоб руки-ноги тебе держали, в зубы воронку вставлю, да залью в живот с десяток квочьих яиц. У меня не забалуешь…

— Пошел ты, киру гнилoй, — вяло отмахнулась от дворецкого Азали-са-Но.

— Господин ворнет? — Ной явно обиделся и немо требовал возмездия, но я покачал головой.

— Не хочет есть — не переводи продукты. Пусть посидит денек на сырой воде. Я с ней завтра поговорю. Заодно и что делать с насильственным питанием решим.

Ничего нового Азали мне сейчас сообщить не могла, а с оформлением бумаг и снятием показаний до весны я еще успею разобраться. Так я решил. Пока более актуальной виделась другая проблема. Впрочем, вид совершенно уничтоженной женщины подтолкнул меня к принятию одного решения.

— Ной, — позвал я дворецкого несколькими минутами спустя, уже обувшись и злясь из-за того, что не могу свою крутку найти. — Ты куртку мою не видел? И кстати, вот еще о чем спросить хотел! А что мальчишки, сыновья Оки-са-Но? Где они теперь?

— Так дома у себя.

— Одни? Надо бы послать кого, чтобы проверили, как они там… Впрочем, не надо. Я сам к ним зайду на обратном пути. Моржья отрыжка! Да куда ж она делась-то?

— А вы куда это? — забеспокоился Ной. — На улицу, что ли, собрались?

— На улицу, — я хмыкнул. — А что, нельзя?

Задавая свой вопрос, я, конечно, подтрунивал над стариком, поэтому несказанно удивился, услышав в ответ:

— Никак нет. Господин Рой строго-настрого наказали, чтоб мы вас до полного выздоровления из дома не выпускали. Говорили, что…

— Так, хватит! — разозлился я.

С каких это пор истопник Рой распоряжается в моем доме? И плевать, что он вовсе не истопник, да и дом, по большому счету, не совсем мой, точнее, совсем не мой… Тьфу, ты!

— Что значит «велел»? Мне?

— Так я же это, господин ворнет… У вас же горло. И жар, опять-таки…

— На горло я шарф повяжу, — рыкнул я. — И шапку вот возьму, теплую, меховую, — потряс перед повесившим нос дворецким проклятым треухом, — а куртку…

— А куртку, может, сынка моего старшого возьмете? Ему-то она ни к чему, он на зимовку с рыбаками ушел, до весны все равно не вернется, а вам оно как-то нужнее…

— У жителей этого города сложилось обо мне какое-то ошибочное мнение, — сощурившись грозно и совершенно бесполезно, ибо на Ноя это никак не повлияло, произнес я. — Отчего-то здесь все решили, что я младенец!

— Так висит же без надобности… — старик сдернул с вешалки тяжелый тулуп из дубленой шкуры дикого васка и посмотрел на меня с видом виноватым и заискивающим. — Еще моль пожрет… Жалко.