Несмотря на то, что Лео приняла решение отдалиться от менестреля, когда она услышала то, что он говорит, испытала чувство облегчения. Словно она тонула и ей не хватало воздуха, но её спасли, вынесли на берег и она избежала смерти от утопления. Леонелла поднялась и пересела на лавочку, самую близкую от входа так, что если бы сейчас протянула руку, могла бы дотронуться до волос Матео. Она совершенно не могла видеть, как он сидел, сгорбившись и явно в отчаянии, из-за того, что она гонит его. Но она не могла иначе.
— Ты меня, ничем не обидел, поверь. И я все так же благодарна тебе за преданность. Просто поняла, что ты прав. То, что я делаю, может принести проблемы не только мне… — ей так хотелось погладить его по голове, по шелковистым русым волосам. Мама Норина всегда дотрагивалась, чтобы поддержать, но у Лео жгло пальцы от желания снова почувствовать его отклик на свои прикосновения. — Мне страшно, что наше сближение не пройдет незамеченным. — Она все же потянулась, повернула к себе его лицо и невесомо дотронулась до его маски, заглядывая ему с глаза. — Не хочу, чтобы это повторилось, — Лео всё же не сдержалась и голос её дрогнул от едва сдерживаемых слез.
Матео медленно поднял руку и накрыл легонько поглаживающие его маску пальцы, прикрывая глаза. Он дышал глубоко и как-то прерывисто, а Лео лишь чувствовала его горячую ладонь, удерживающую её пальцы на его щеке. Она вдруг заметила, как дрожат его губы, и чтобы окончательно не расплакаться, потихоньку убрала свою руку от его лица и опустила глаза.
— Моя королева… — позвал Матео так мягко, что Лео закусила губу. — Позвольте мне спеть вам балладу, которую я, написал, думая о вас. И только для вас.
Леонелла подумала, что баллада — это именно то, что отвлечёт их и убережёт от опасных разговоров, поэтому только кивнула, не глядя на менестреля. Судя по едва слышной возне, он вытащил из-за спины банджо, устроился удобнее и взял несколько довольно жизнеутверждающих аккордов. Лео думала, что баллада о ней будет грустной, но, похоже, ошиблась. Баллада о ней была… прекрасна. Она была о свободе и о том, что страх — это не то, что ведет к настоящей жизни.
Матео поднялся, повернулся к Лео лицом и, перебирая струны банджо, смотрел только на неё. Она слушала его, и у неё перехватывало дыхание от его голоса и слов, которые он пел ей, слегка улыбаясь уголком губ со стороны здоровой щеки.
Матео прикрыл глаза, и Леонелле казалось, что слова, которые он поёт ей, вырываются из самой его души. Он пел именно о ней, он видел её такой — ранимой, но свободной от условностей, во имя справедливости способной на жертву.
Она плакала почти навзрыд — ведь нашелся человек, который заглянул прямо ей в душу, понял ее и знает, какая она. И наверное, раз он воспевает эти её черты, значит… они нравятся ему?
Баллада лилась и лилась, наполняя её сердце уверенностью, что она сможет справиться со всеми испытаниями, если не отступит от своих убеждений и того, кем она является на самом деле. Она плакала, но это были очищающие слёзы, смывающие сомнения и проблемы, дающие надежду и вселяющие веру в будущее.
Лео бежала на встречу с мужем, и ей казалось, что за время, что его не было, прошла целая жизнь. Она перебирала в воображении все возможные сценарии их встречи: как она скажет, что очень скучала, и попросит не оставлять её так надолго, как заглянет в его глаза и увидит радость от их встречи… Но когда она остановилась перед входом в приёмный холл, придворные фрейлины кинулись поправлять её платье, а церемониймейстер объявил о её появлении: «Королева Леонелла Тоддео Облачная из рода Плинайо!», её сердце кольнула тревога. И не напрасно.