Тринадцатая ночь (СИ)

– Да ты мой почерк видела? Как гребаный компьютерный курсив. Такой с кучей завитушек. Так что я, скорее всего, откуда-то отсюда и, скорее всего, ходил в частную школу. Я просмотрел странички всех частных школ Англии, надеясь, что хоть картинки как-то простимулируют мою память, но ничего.

– Дрейк… – начала было она.

– Забудь, – махнул рукой он. Поднялся из-за стола, подошел к кухонному окну и уставился в него. – Я знаю, что ты скажешь. Давай сменим тему.

– Ладно, – сказала она, ведя пальцами линию вниз по стакану, следуя за капелькой, катившейся по стеклу. – Эмм… видел какой-нибудь интересный футбольный матч? – попытка была слабенькая – мозг все еще был слишком занят обработкой информации, только что поведанной ей.

– Погоди. Я не закончил. Думал, что закончил, но нет. А что, если моя семья и вправду богата? Они ведь могут стать более привлекательной целью для тех преступников!

– Я уверена, полиция обо всем позаботилась, Дрейк.

Он фыркнул.

– В любом случае, – сказала она, присоединяясь к нему у окна, – я вообще-то собиралась сказать вот что: твой почерк еще ничего не доказывает. Может быть, ребенком ты просто интересовался каллиграфией. Или, может, у тебя от природы красивый почерк. Или ты…

– Да миллиарды «или», – отрезал он. – Но ни одно не помогает.

– Тогда перестань думать об этом.

– Не могу, – голос его был едва слышен.

Она взяла в свои руки его. Они были ледяными.

– Послушай меня, Дрейк: твое прошлое не определяет, кто ты есть.

– А что тогда определяет? – он не смотрел на нее.

– Твое внутреннее я.

Он с отвращением усмехнулся, но рук из ее ладоней не выдернул.

– И что это значит вообще, Грейнджер?

– Ну, знаешь… такой, какой ты внутри.

– А сколько «внутреннего я» определяется воспоминаниями человека?

– Ты в смысле про природу против воспитания? – она на автомате облекла его слова в научную терминологию.

– Да как ни назови.

– Я не совсем уверена. Но давай посмотрим на это так… может, тот, который ты сейчас, и есть ты настоящий. Потому что на тебя не влияло никакое воспитание.

– Грейнджер, – он посмотрел прямо в ее глаза. – Тот, который я сейчас, полный псих.

– Вовсе нет, – ответила она. – Ты это… все из-за травмы говоришь. Будет лучше. – «Так или иначе, – добавила она про себя. – Не знаю, когда, но я сделаю все, чтобы помочь тебе».

– Не будет, – резко отрезал он. – Становится хуже.

– Что случилось?

– Не хочу говорить об этом сейчас. – Он вытащил свои руки из ее и опять посмотрел в окно.

– Дрейк…

– Позже, ладно? Я расскажу тебе позже.

– Ладно. – У нее сердце ухнуло на дно желудка. Насколько же все плохо, раз он не хочет об этом говорить?

– В любом случае, – добавил он, – откуда тебе знать, что настоящий я не был полным уродом?

– А я и не знаю, – легко ответила она.

– Справедливо, – усмехнулся он.

– Знаешь, это определенно самый худший вид из окна кухни, который я когда-либо видела, – сказала она. И не соврала. Окно выходило на мусорку.

– Могло быть хуже. Могли быть мусорка и горящие шины.

– Ну, думаю, огонь придает уюта.

– Плюс запах горящей резины определенно перебил бы те чудесные ароматы помойки, что так часто добираются сюда.

Кухонный таймер начал пиликать. Он надел варежки-прихватки (конечно, с изображениями хренов) и вытащил пиццу из духовки. Выглядело еще лучше, чем пахло. Мягкие белые холмики из сыра расплавились и пузырились, покрывая пропитанную соусом основу.

– Это что, свежая моцарелла? – спросила Гермиона.

– А ты что думала, я бы опустился до того, чтобы покупать какие-то отбросы в упаковке? Ты меня с плебеями спутала. Достань, пожалуйста, салат из холодильника.

Пока Драко резал пиццу, Гермиона вытащила из холодильника две миски со свежим салатом и бутылку с соусом. Она поставила это все на стол и свернула обе салфетки в розы. Драко поставил на стол пиццу и сел напротив нее.

– Выглядит замечательно, – сказала она.

– А это, – он взял свою салфетку, – выглядит так, будто ты спутала мою кухню с каким-нибудь фешенебельным рестораном. Оно, конечно, и понятно, учитывая изысканность угощения.

Она планировала выдать едкий комментарий, но рот ее был слишком занят.

– Ммм… – только и смогла промычать она от удовольствия.

Он, очевидно, был собой доволен.

– Так где ты научилась делать розы из салфеток?

– Родители отвели меня в шикарный ресторан на мой девятый день рождения. Бог знает, почему, ведь девятилетние дети едва ли интересуются высокой кухней, но, думаю, они хотели как лучше. В любом случае, я только помню, в каком восторге была от роз-салфеток на столе. Не позволила отцу использовать его салфетку, пока не выяснила, как розы сделаны.

– Ммм, и много времени потребовалось?

– Да не особо. Что было, безусловно, хорошо, потому что мой отец ужасный неряха в отношении еды.

– Неужели?

– Вообще. Ты, наверное, думаешь, что дантисты придают какое-то особое значение тому, как еда попадает в рот, но мне кажется, он не очень-то и пытался. И, скорее всего, поэтому его зубы в полном порядке. Половина еды оставалась на одежде по пути в желудок.

– А как насчет десятого дня рождения? Что ты делала на него?