Противоположность мировоззрений и жизненных маршрутов получила отражение и в противоположности художественных методов Пастернака и Маяковского. Метод Пастернака был методом зеркального отражения. Он живописал природу не непосредственно, а отраженную в зеркалах. Иногда отражение оказывалось искаженным, как Маяковский в зеркалах Б.Л. Можно, казалось бы, возразить: зеркальное отражение действительности – это ведь и есть мимезис. Но Аристотель под мимезисом понимает не отражение (тем более зеркальное), а
И, следует признать, нет более коварного метода постижения жизни, чем ее отзеркаливание. Оно, правда, многоипостасно. Но тот, который копировально зеркален, непременно подведет, как он подвел и даже завел в тупик Пастернака, избравшего зеркало методом описания природы, божества и людей. В теме «соперничество» упоминание об этом заблуждении крупного поэта мне представляется необходимым. И тут мне поможет великий аргентинский поэт, эссеист, энциклопедист Хорхе Луис Борхес. Он с детства испытывал «ужас перед удвоением или умножением вещей, причиной чего были зеркала». Пастернаковскому стихотворению «Зеркало» как будто специально и программно противостоит стихотворение Борхеса «Зеркала». Певец Буэнос-Айреса не только против кривых зеркал, но против зеркал вообще:
Маяковский не знал стихов Борхеса, но, как и аргентинец, считал, что поэзия и драматургия – не зеркало:
Эстетический принцип зеркального отражения действительности в лучшем случае (т. е. если он не искажает ее до выворачивания наизнанку, как в приведенных строках Пастернака о пятилетке) отражает лишь поверхность явлений (людей, вещей) и тем самым выступает как нивелятор индивидуального многообразия мира, тогда как эстетический принцип «лупы», а лучше сказать, «магического кристалла» (как определял поэтическое постижение мира Пушкин), добирается до внутренней жизни «модели», дает портрет ее души, а не видимости и поэтому допускает пренебрежение обывательским фетишем «похожести».
Вчитаемся теперь в иные «зеркальные искажения» Быкова. Биограф, например, утверждает: «в постперестроечную эпоху Пастернак безоговорочно (?!) вытеснил Маяковского из читательского сознания» (с. 260). Доказательства? Их нет. «Читательское сознание»? Что это? Чье это сознание? Разберемся: интерес к Пастернаку в конце «оттепели» был вызван ажиотажем вокруг «Доктора Живаго» и присуждения Пастернаку Нобелевской премии, от которой тот вынужден был отказаться под давлением правительства, а отнюдь не интересом к стихам Бориса Леонидовича. Читательская масса стихи Б.Л. по-прежнему не воспринимала. А писательская общественность (Союз писателей СССР) отвернулась от недавно превознесенного поэта и почти единогласно проголосовала за исключение Пастернака из СПС и за изгнание его из России. Галич грозил: «Мы поименно вспомним тех, кто поднял руку» (за исключение. –