У лет на мосту
на презренье,
на смех,
земной любви искупителем значась,
должен стоять,
стою за всех,
за всех раплачусь,
за всех расплачусь.
Часть восьмая
Он и она – баллада моя («Про это»)
Параграф первый
Фантастическая реальность
Как Маяковского ни поносили, он продолжал «гнуть» свое. Он давно уже не писал больших поэм, полагая, что работа ассенизатора еще очень нужна обществу. Иногда он перемежал сатиру, свой излюбленный жанр, разнокалиберными агитками, всегда основанными на каком-то реальном факте. Он был одним из создателей «литературы факта», документальной прозы. Иногда он сочинял бравурные марши, лозунги-рифмы или поэтические «отчеты» о своих поездках по городам Союза или заграницы. Но его интерес к мировоззренческим проблемам, его потребность и его способность оторваться от будничности и отдаться вихрю фантастических превращений, таких непредсказуемых, неправдоподобны. Его космизм, в котором он выступал наследником Николая Федорова, его проектная историософия, не отвечающая стандартам советской идеологии, его мысли о жизни и смерти, о религии, о посмертном воскрешении – то есть все то, что было душой и духом его поэзии, его личности, – все это привело его к поэме «Про это». Как ни странно, того же хотели партийные надзиратели за литературой, чтобы уличить сатирика в крупных идеологических ошибках, за которые можно было бы привлечь его к ответственности. Охота на поэта-инакомысла продолжалась. Правителям нужна была провокация, надобно было вернуть Маяковского к себе – первозданному. Этого никто не смог бы сделать надежнее, чем Лиля Брик. И она получила задание вдохновить Маяковского на большую поэму, подобную тем, которые он написал до революции. Это задание вполне совпадало с Лилиным желанием славы Беатриче. Она заявила ему, что разлюбила его, что ей с ним стало скучно, потому что он непрерывно пишет штампованные агитки, которые ей надоели и даже противно читать. Лиля предложила расстаться на два месяца, и если он за это время не докажет, что остался таким же поэтом, каким был, когда они впервые встретились и она его полюбила, то они расстанутся навсегда. Маяковский принял условия. Заперся в своей комнатке и два месяца днем и ночью создавал свою самую наихристианнейшую, завещательную поэму «Про это». Он сюжетно связал ее с дореволюционной поэмой «Человек». Уже та была мироохватной и казалось, что все, что можно было сказать о трагедии человеческого существования, тогда было сказано. Он пахал однажды им вспаханное поле, но «Про это» было написано так, будто он впервые поднимает целину. От «литературы факта» он не отказался совсем и в поэму включил факты собственного быта и быта близких ему людей. Поэтический метод остался прежним.