Тринадцатый бог. История одного Зла

Силы стремительно покидали его. Ниту чудилось, что он проваливается под землю — неба становилось все меньше, а черноты — все больше. И чернота тянула к нему свои обгорелые лапы, копошилась в его кишках скрученными пальцами, тенью закрывала весь мир.

— Брат, — прошептал Нит и потерял сознание.

Очнулся он от того, что кто-то сильно тряс его за плечи.

— Что… — прошептал он сухими губами и тут же ощутил на них капли воды.

— Пейте, — потребовала девушка.

— Глория? — промямлил Нит.

— Бредит он, — откуда-то сбоку ответили дребезжащим старческим голосом. — Знамо дело, перепугов жрать. Не выродок чай, который все заглотит и не подавится.

— Пейте осторожно.

Нит глотнул. Ледяная жидкость камнем упала под ребра. Дышать стало труднее.

— Боги, — он подался вперед и налетел на что-то твердое.

— Перегнитесь.

Нит свесился с лежанки и его вырвало. Сразу стало легче.

— Ещё, — девушка тянула служителя за плечо. — Больше воды, пока все не выйдет.

— Может, на улице бы его чистила? Этак он нам весь пол загадит.

— Уберем. Ведер все равно нет.

— Мёртвые и без посуды весело живут, — сварливо заметила старуха.

— Служитель, пейте.

— Кто вы? — прохрипел Нит и поймал девушку за тонкую кисть. Сил на то, чтобы сжать запястье у него не осталось. Он даже лица её разглядеть не мог — видел только огромные темные глаза. — Вы спасли меня…

— Вас спас выродок, крылатый. Он нас разбудил. Пейте…

— У вас чудесный голос…

Девушка завозилась, ткнув его в бок костлявым бедром.

— Голос — это все что у меня осталось. Пейте.

— Вы прекрасны…

— Ох и забористые были лягушки! — бросила старуха, и Нит, не успев сделать и глотка, снова перегнулся через край лежанки.

Нит и не помнил, как уснул. Ему снился родительский дом, которого никогда не было, с плоской красной крышей, метелкой у двери и большим двором, засыпанным песком. А в песке играл с камешками маленький Ноора — пухлощекий малыш с ясными, синими, как небо, глазами.

— Вставай.

Нит вздрогнул и проснулся. Увидел перед собой морду птицелюда и, вскрикнув, отпрянул. Ноора заворчал и сел у кровати.

— Тебе есть надо. Вон, — он мотнул головой в сторону подобия стола из камней, нагроможденных у лежанки. — Рыба с водой. Немного ешь и пей. Много нельзя.

— Спасибо, — Нит посмотрел на миску. Пахло вкусно, но от вида еды живот почему-то болел. — Прости, что испугался тебя. Спросонья.

— Я привык тебе не нравиться.

— Ты будешь есть? — Нит взял миску, но ложки рядом не нашёл.

— Я сырую ем.

Руки тряслись, и служитель Водолея, превозмогая слабость, повернулся спиной к стене и подтянул колени.

— Где мы?

По виду они сидели в землянке или хижине, под потолок вросшей в песок и ил.

— Среди хороших людей, — Ноора повернулся к двери, раньше Нита заслышав шаги.

— Уже едите? — с порога спросила девушка. То есть это был скелет с нежным женским голосом, но Ниту пришла на ум мысль, что в землях Запада все нужно додумывать и представлять на свой манер. Вот перед ним кучка говорящих костей, обмотанных, кажется, в рыбацкую сеть, но ему больше нравится воображать, что его исцелила прекрасная белокурая девушка с зелеными глазами, пухлыми губами, высокой грудью и нежной, как персик, кожей. Приятный, чарующий голос не мог принадлежать уродине.

— Вкусно? Я, к сожалению, не могла попробовать, — девушка сделала шаг вперед. — Как ваше самочувствие, служитель?

— Прекрасно, как и вы.

— Тогда, получается, ты при смерти, — донесся откуда-то со стороны знакомый старческий голос.

— Бабушка! — укоризненно воскликнула девушка. — Зачем же так!

Нит повернул голову на голос и прищурился. В углу, на огромном камне, сидел небольшой беззубый скелет.

— Чего уставился? Я не одета!

— Прошу прощения, — Нит быстро отвернулся и глотнул похлебки. Варево оказалось холодным и совершенно несоленым. — Боги, я вкуснее в жизни ничего не ел!

— Правда? Благодарю, служитель! Ешьте по чуть-чуть. Вам нельзя много. И я выстирала вашу одежду и подлатала её. Сейчас принесу! — с этими словами девушка выскочила из хижины.

— О, — Нит принялся оглядывать себя. Он поначалу и не заметил, что на нем было надето. Вместо платья служителя его тело прикрывало серое, грубое рубище. — О, боги! Она сама переодевала меня?!

— Не переживай, меченый. Стыдиться тебе нечего. Худой, но живой, и между ног — порядок.

Нит покраснел до корней волос.

— В голове, правда, не очень, — фыркнул Ноора.

— Молодые вы ещё. Не ищи ума без опыта.

Нит задумчиво посмотрел на старуху и, глотнув похлебки, обратился к лежащему у его ног Ноора.

— А где моя сумка?

— Ты на неё стошнился. Я её не взял.

— Жаль. Хотел записать кое-что.

Старуха заскрипела костями, поднимаясь, и сварливо заметила.

— Служители. С вами и говорить покойно нельзя. Все бы вам записать! Поэтому голова и пуста. Ты слушай, парень, слушай. Запишешь потом. Как поймёшь.

— Вы такая мудрая.

— Станешь тут мудрой, — старуха сняла со стены рубище и оделась. — Только помирать приготовилась, так опять жить заставили. Сколько времени-то прошло, а, живой?

— Больше ста пятидесяти лет.

— Ух… Этак три сотни разменяю, без времени, без счёту. Пойдёшь, крылатый, гулять по берегу?