Тринадцатый стул

Когда первый флер очарования от встречи с улочками его юности несколько рассеялся, Остап осознал, что прокормиться в городе, набитом жиганами и плутами всех сортов под завязку так, чтобы снова не очутиться в допре, было непросто. Испытывая категорическое, принципиальное отвращение к принудительному труду, а в таковой у него входил любой, ограниченный твердым рабочим расписанием и окладом, он прибег к испытанному приему: выезжал на гастроли в не избалованные визитами и развлечениями Великие и не очень Михайловки, Кремидовки и Переможные. Индийский факир, доктор с сомнительными микстурами (Остап свел знакомство с одним шарлатаном, их приготовлявшим, все на той же Малой Арнаутской), карточный фокусник, чтец-мелиоратор — все многочисленные таланты великого комбинатора были пущены в дело. Когда же дела не шли, Остапа выручало море. Бычки по прежнему, как и пятнадцать-двадцать лет назад, в босоногом его детстве, прекрасно ловились на удочку с любого одесского пирса или мола.

К осени с моря задуло, и великий комбинатор затосковал. Муза странствий снова манила его. Мелкие дела и делишки приелись. Остапу хотелось размаха. Он заскучал по временам концессии. Ставка тогда была столь высока, что все его нервы были буквально обнажены и ежесекундно трепетали. Товарищ Бендер стал испытывать острую нехватку адреналина. Не долго думая, Остап расшаркался с привозовскими торговками и, послав Одессе-маме прощальный воздушный поцелуй, направил несколько поношенные уже малиновые башмаки в сторону Киева.

Там, на умытых улицах матери городов русских, старательно вертя головой в поисках подходящего предприятия, Остап и столкнулся со своим давешним врагом. Бывший предводитель дворянства и делопроизводитель ЗАГСа Ипполит Матвеевич Воробьянинов, он же Киса, под новым, весьма шедшим ему именем Адольф занимался на этих прелестных старинных улицах распространением нового детского журнала «Жовтень». За год вынужденной разлуки он не слишком-то изменился, так что Бендер с первого взгляда опознал и эти сивые усы, пусть и модно укороченные, и сутулую длинную фигуру. Вид Ипполита Матвеевича с зажатым в мосластом кулаке журналом настолько потряс Остапа, что он замер на мгновение, чувствуя, как мучительно колотится сердце.

Как? Почему?! Откуда?! И вдруг — здесь?! Тысячи вопросов роились в ошарашенном мозгу великого комбинатора, пока многоопытные ноги уносили этот мозг в подворотню, с глаз подальше пока еще не заметившего Осю душегуба голубых кровей. Шрам поперек смуглого горла нестерпимо горел.

*В этот период внутренних паспортов в СССР не существовало, его роль могла выполнять любая справка, мандат, трудовая книжка, паспорт старого образца и тп. Можно было получить удостоверение личности сроком на три года, но это было правом, а не обязанностью. Фотография в такой документ вклеивалась по желанию. Отсутствие удостоверения личности никак не каралось, прописки по месту жительства не было.

**Приморский бульвар (до 1919 г. — Николаевский бульвар, до 1945 г. — бульвар Фельдмана) — бульвар в Одессе, расположенный на краю городского плато, начинающийся от Думской площади и заканчивающаяся у Воронцовского дворца.

***Красивая как куколка девушка (одесск.).

Глава 5. Великий комбинатор идет по следу

Выслеживая врага, великий комбинатор скользил по темнеющим киевским улицам молодым барсом. Едва различимой тенью сливался он со стройными силуэтами фонарей, парил над мостовой, пикировал и нырял в подворотни, как обернувшийся летучей мышью трансильванский вампир. Бендер был гибок, страстен и изящен. Напитанное за лето бычками, солнцем и икрой из синеньких тело было на пике своей формы и слушалось даже самых сумбурных указаний. Остап не замечал обезглавленных опиумниц, и судьба ободранной с их маковок позолоты его сейчас не занимала. Не было дела ему ни до ревущего Днепра, ни до сыплющихся прохожим на головы знаменитых каштанов. Только тощая фигура предводителя, мелькавшая в серых осенних сумерках, влекла товарища Бендера, точно пылкого влюбленного.

Разнеся журнал по пионерским организациям и прочим смежным учреждениям, Воробьянинов явно вознамерился покинуть город, и направил стопы на улицу Степановскую, где лет пятнадцать уже наспех возведенные когда-то деревянные бараки выполняли роль железнодорожного вокзала. Воистину, нет ничего более постоянного, чем временное! Проект нового здания был готов еще к 1914 году, и даже фундамент залить на месте старого, снесенного, успели, но тут грянула война, потом революция, за ней гражданская, и бараки остались, исправно принимая и выпуская из своих дощатых недр орды пассажиров, пока в прошлом году советские власти не спохватились и наконец не объявили конкурс на новый, современный проект.