Тринити

Бросились примерять спецодежду. Первый просчет не замедлил обнаружиться - вчера на складе в спешке хватали все подряд, и некоторым спецовка пришлась не впору.

Пунктус и Нинкин сидели в холщовой жесткой форме, как в чужом огороде. Усов вставил ремень в две петли своих брезентовых брюк и затянул на животе. Взрыв хохота смыл со штабелей свору ондатр, потому что брюки спокойно стояли сами - настолько они были тверды и велики, - а Усов, легко удерживаемый помочами, висел в этой суровой робе, как в колодце. Было спорным - касались земли его ноги или нет.

- Не волнуйся, вытащим! - простонал Артамонов, смахивая слезы, которые выделялись у него только от смеха.

Переодетый в куцую рабочую форму, с крюками и баграми в руках, отряд стал походить на роту пожарных.

Весь день работали не спеша, притирались к инструменту. Вечером, измерив проделанное, прикинули, что при таких темпах окатку всей запани можно будет закончить только к зиме.

На следующий день норму выработки решили увеличить втрое.

Поначалу бревна не снились. Потом начались кошмары. Разной степени и глубины проникновения в личную жизнь. Бревна являлись всю ночь напролет, да таких невообразимых бонитетов и сортиментов, что "дикари" вскрикивали во сне. Приходилось выставлять дежурных, в обязанности которых входило успокаивать подпрыгивающих во сне и начинающих бежать куда попало работничков.

Самые толстые фан-кряжи, каких не имелось даже в природе, снились Фельдману. По этой причине он стал потихоньку подкатывать к Мату на предмет поменяться рабочими местами. Фельдман, как тающий сталактит, неустанно бил Мату в одну точку, капля за каплей, и скоро Мата "по его собственному желанию" (по версии Фельдмана) списали с кухни от Татьяны на берег. Как только Фельдман заступил на пищевую вахту, в блюдах заметно поубавилось свиной тушенки и обеды с ужинами стали принимать совершенно постные направления. Экономность Фельдмана стала принимать угрожающие размеры, как будто он хотел продержаться на выданном корме до зимы.

Директор леспромхоза правильно пообещал - к баграм и крюкам приспособились после первых мозолей. Клинцов, имеющий самые нежные руки, был вынужден сделать и запатентовать изобретение следущего характера - рифленые ручки орудий труда по его подсказке стали обматывать бинтами из аптечек. За догадку и проявленную смекалку Клинцову пообещали установить на родине каменный бюст пятого размера. Но посмертно.

- С этим торопиться не надо, потому что кто, как не командир, в таком случае будет нам доплачивать за переработку? - тормознул народ Нинкин, впервые по-настоящему почувствовавший себя профоргом. - Мы работаем почти по двадцать часов в сутки!

- Никто, - отвечал Пунктус. - На полчаса раньше выйдем на пенсию.

Вечерами писали письма. Рудик дальновидно прихватил с собой целый бювар всяческих эпистолярных приспособлений. К нему ежевечерне плелись кто за конвертом, кто за листом бумаги. Он, конечно, делился, но очень сильно скрипя всеми органами. Он боялся, что из-за нехватки почтовых мелочей он не сможет в полной мере высказаться своей радиодиспетчерше с Ямала, с которой так ни разу и не увиделся после дембеля. И похоже, что не планировал.

Писать было не очень удобно. Двумя ногами и свободной рукой приходилось отбиваться от комаров.

- Я слышал, что комары живут сутки, - говорил Рудик. Он занимался серийным производством писем, и от насекомых ему доставалось больше всех. А что, если закрыть комнату на двадцать четыре часа? Вымрут они все или нет?

- Это уличные комары живут сутки, - внес поправку Артамонов, - а домашние, в квартире или здесь, у нас, живут, пока не убьешь!

- Не комары, а сущие анофелесы! - продолжал возмущаться староста, отмахиваясь от гнуса. - Вчера поймал одного породистого, зажал в кулаке, пощупал: с одной стороны кулака - ноги, с другой - голова. Бросил я этого молодца с размаху о землю - даже шлепок был слышен, настолько тяжелым оказался этот пискун. Огромный, ну прямо как ласточка!

Это сообщение несколько успокоило "дикарей". Приятно было осознавать, что липнущие к тебе комары - самые большие на земле.

- В месте укуса возникают такие огромные волдыри, прямо как при бубонной чуме! - тешили себя работнички вольной темой, подброшенной письменником Рудиком.

- Так можно и в малярийную кому впасть!

- Или подхватить волнообразную лихорадку Ку!

- Лишь бы гоморрагическая сыпь не началась! - развлекался народ всякими умностями.

Первосортные солнечные дни довели речку до горячки. Как она ни извивалась, ни пряталась под нависающую тайгу, все равно мелела, мелела, мелела. Жара заходила за тридцать. От катастрофического падения уровня воды в реке работы прибавилось. Все больше бревен оказывалось на берегу и все меньше на воде, откуда сталкивать их было гораздо легче.