Тринити

- Какие тогда случались заповедные лета! - воздыхал Усов, раскрепощенный перестройкой, весной и мультяшками от советника президента Лившица.

- Сейчас не хуже! - уверяла его Татьяна.

Мы устраивали посиделки то у меня дома, то в ресторане у Татьяны, которая от избытка чувств пыталась превратить встречи в подростковые сборища. И как ни странно, ей это удавалось - все кривлялись и танцевали на манер прошлого, как мажоры.

- "Джой"? Нет? Значит, "Статус-кво"! - говорил Пунктус, угадывая мелодию с первого раза.

- Сабрина? Нет? Тогда "Си Си Кетч", - пристраивался к беседе Нинкин через полчаса.

Не объявился только Виталий Артамонов. Сопоставив этот факт с остальными событийными наворотами, несущим опорам группового следствия удалось вычислить, что хозяином архива мог быть как раз он, поскольку, отслужив и доучившись экстерном с другой группой, он отбывал свое распределение именно в тех краях, где был найден архив.

В конце концов все сошлись на мысли, что выход книги поспособствовал возрождению группы и, может быть, в дальнейшем придаст ей новых оборотов. Если бы не книга, век бы не сошлись и не связались вот так внепланово! причитали бывшие одногруппники.

На сборище я рассказал, как в магазине "Техническая книга" вся завезенная партия "76-Т3" из ста пачек была скуплена оптом. Управляющий делами одного совхоза-техникума отправился в город за спецлитературой и обмишенился, приняв повесть за методическое пособие по изучению колесного трактора модификации "76-ТэЗэ" Владимирского завода. На нем, собственно, покупатель и приехал забирать учебную литературу.

Потом на книгу навалились курсанты из бронетанкового училища - им визуально показалось, что речь под обложкой идет о танке "Т-34".

Но лучше всего книги уходят на дорогах, признался я, и на посошок поведал о своих нелегальных отношениях с инспекторами ГАИ, которые до некоторых пор с удовольствием принимали книгу стоимостью в пять рублей вместо штрафа в десять, двадцать и даже сто рублей. Рекордным был момент, когда я пересек двойную сплошную на грунтовке в Меловом. Штраф возносился к трем сотням рублей, но был перекрыт книгой. Постепенно рынок насытился, и читательский спрос на дорогах упал. Стали попадаться посты, на которых уже имелось по одному, а то и по два экземпляра. В этих черных дырах приходилось расплачиваться и за текущее, и за прошлое нарушение.

И еще я показал висящую в Интернете переписку программистов. Один советовал другому для насыщения орфографической программы прогнать через нее текст "76-Т3", чтобы все страницы испещрились красными волнистыми линиями. Это подтверждало существование особого студенческого сленга семидесятых, нашедшего отражение в повести.

После этих рассказов меня навечно зачислили в состав группы, и я был приглашен на грядущий День грусти.

Вскоре догадка одногруппников о том, что автором записок мог быть Артамонов, подтвердилась.

Через некоторое время, когда страсти вокруг книги улеглись, на меня совсем из другой оперы и совершенно иной территории вышел известный в стране сенатор, фамилии которого пока называть не буду. Прочитав "76-Т3", он отыскал меня через полиграфический комбинат, на котором печаталась книга, и вскоре приехал сам на мини-вэне "Chrysler Grand Voyager 3.8 AWD", оснащенном проблесковым маячком синего цвета и прицепом для перевозки лошадей. Не выключая мигалки, сенатор пригласил меня и тут же увез к себе в гости, объяснив свою поспешность тем, что у него на такие попутные мелочи жизни может больше вообще никогда не найтись времени.

- Дело в том, - сказал он, выставляя машину в режим "cruise control", что с Артамоновым мне довелось едать из одного "Чикена". Кстати, "Чикен" я был вынужден выкупить у предыдущих владельцев на подставное лицо, пока его окончательно не засрали.

- Что не засрали, лицо? - спросил я.

- Да нет, "Чикен", - уточнил сенатор, - а лицо там такое, что за неделю не покроешь.

Машина новой мягкой резиной легко обволакивала шереши на обработанном фрезами под ремонт участке дороги.

- Есть у меня в числе знакомых один статист, - продолжил сенатор, - на нем я обкатываю свои конфессиальные взгляды и попутно пользую его в качестве подставного лица. Он не обижается, знает, что у меня нет вариантов. Денег он за это не берет, хотя я постоянно предлагаю. Нынче в "Чикене" все еще продолжают торговать курами, но с годами я устрою там музей информационной диверсии. А если не чикаться и перейти ближе к делу, то я бы не объявлялся и не призывал вас на помощь, не будь у рукописи столь витиеватого предисловия. Ведь эта бестия Артамонов кинул нас так же, как и свой первый эшелон одногруппников. Он провел с нами определенный отрезок времени и уехал, оставив записки. А книгу не издал. Врубаетесь?

- Серийный преступник! - сказал я.

- Во-во, - поддакнул сенатор. - А я все точного слова подобрать не мог. Именно серийный преступник и есть!

- Но что все это вообще может значить? - спросил я.

- Абсолютно ничего, - сказал сенатор. - Ну, или, в крайнем случае, то, что рукопись ему совершенно не нужна. Как и та, которую вы когда-то нашли на побережье.