Триокала. Исторический роман

– В Сиракузах я встретился с Варием, – быстро заговорил он. – Из разговора с ним я понял, что восстание в Сицилии не только неизбежно – оно может вспыхнуть в самое ближайшее время. Будет ли оно успешным, зависит от многих обстоятельств. О том, какие выгоды сулит Новой Юнонии это восстание, я уже говорил тебе раньше и…

– Ты хлопочешь об оружии для заговорщиков, – прервал Требаций, бросив на Мемнона внимательный взгляд. – Скажи честно, зачем тебе все это? Ты потомок одного из знатных македонян, сражавшегося в армии Александра Великого и потом ставшего телохранителем Птолемея Лага57. Что может быть общего у тебя с этими жалкими и презренными рабами? Или хочешь с их помощью отомстить римлянам за то, что тебе пришлось забавлять их на гладиаторской арене?

– Может быть, – сдержанно ответил Мемнон. – Но дело не в одной только мести.

– В чем же еще?

– Под Капуей я своими глазами видел, как доблестно сражались восставшие невольники и как позорно бежали от них римляне вместе со своим претором. Не так уж страшны эти покорители мира. Кимвры бьют их уже на протяжении многих лет. Варий говорит о роковом стечении событий, о неповторимой возможности захвата восставшими всей Сицилии, и мне все больше кажется, что в этом нет ничего невозможного.

– Рабы могут восстать, но победить – никогда.

– Но когда-то и сам ты, Требаций, участвовал в деле, которое с самого начала, как мне думается, было обречено на неудачу.

– Это было дело свободных, а не рабов, – надменно возразил Требаций. – Разве не бывало случаев, когда свободные граждане, подняв мятеж во имя демократии, изгоняли царей, тиранов и олигархов? А на что могут рассчитывать рабы, изменившие своим господам? Что они могут предложить свободным? Коммунистическое сообщество в духе Ямбула? Кто их поддержит? Разве можно переделать подлую и лицемерную человеческую породу? Кому захочется влачить жизнь почти что первобытных людей, отказавшись от мечты жить в довольстве и роскоши, в окружении послушных рабов? – презрительно спрашивал архипират.

– Я тоже думал об этом, – ответил Мемнон со вздохом, не желая вступать в спор. – Но что же остается тем, кто доведен до последней степени отчаяния и кому ненавистны узы рабства?

Он на минуту умолк, потом спросил:

– Известно ли тебе, что претор Сицилии обманул ожидания рабов, нарушив постановление сената о союзниках? Он объявил, что прекращает разбор всех дел, касающихся рабов.

– Вот как? – удивился Требаций. – Ты хочешь сказать, что претор отказался выполнить сенатское постановление? Клянусь Юпитером, это новость для меня!

– Я сам только позавчера узнал об этом.

Требаций на минуту задумался, потом заговорил:

– Когда мне сообщили об этом странном сенатусконсульте, то я подумал: «Вот железный аргумент против безумных голов в Сицилии, собирающихся поднять восстание! Кто пойдет за ними, если сам Рим подал рабам надежду на освобождение?». Теперь совсем другое дело. Варию следовало бы воспользоваться самонадеянным поступком претора и негодованием людей, которых постигло столь горькое разочарование.

– Он уже принял дельное и, по-моему, верное решение, – сказал Мемнон.

– Какое же?

– Он хочет увести как можно больше рабов из собравшихся в Сиракузах к священным источникам братьев Паликов и там связать их клятвами верности делу освобождения. Это превосходный замысел. Нет сомнения в том, что после этого мятежи рабов начнутся почти одновременно в разных местах. Варий обещает первым поднять знамя восстания. Если мы доставим ему оружие, я ручаюсь за успех. Ты сам знаешь об этом бесстрашном человеке, предводителе восстания во Фрегеллах. Несчастья только закалили его и…

– Но если заговор будет раскрыт и мятеж будет уничтожен в самом зародыше? – прервал собеседника Требаций. – Конечно же, римляне начнут следствие по этому делу и выяснят, что нити заговора ведут на Крит.

– Не узнаю тебя, трибун! – почти с негодованием воскликнул Мемнон. – Столько раз ты оказывался в ситуациях, казалось бы, совершенно безвыходных! Столько раз ты рисковал, участвуя в мятежах братьев Гракхов и в восстании Аристоника, а ныне хочешь получить ручательство самой Фортуны!

– Я избежал многих опасностей и остался цел потому, что был осторожен и предусмотрителен, – холодно отпарировал Требаций.

Он осушил до дна свой кубок и, поставив его на стол, сказал решительным тоном:

– Идем в Трогильскую гавань! Мне надо с глазу на глаз переговорить с Варием. Да и любопытно, право, взглянуть на этого неугомонного фрегеллийского квестора, который готовит новый мятеж против Рима. Найдешь и приведешь его ко мне…

Глава четвертая «Амфитрита» в Трогильской гавани. – На кладбище у Ахродийских ворот. – Собрание в роще Паликов

Около полудня «Амфитрита» вышла из бухты Улисса и незадолго перед закатом бросила якорь в Трогильской гавани.