Трёхочковый в сердце

– Не правда! Как ты могла видеть, ты же стояла на другом конце поля! – Ник в своём мальчишеском бессилии не хотел мериться с правдой.

– Я стояла в самом центре, и все прекрасно рассмотрела, слава Богу ни зрение, ни память мне пока не изменяют. Успокойся! Ты молодец, что забил решающий бросок, но не приписывай своим заслугам больше, чем было.

– Почему ты мне не веришь?! Вот как тогда, у меня не получалось ведение, они меня толкали и забирали мяч, ты стояла и ничего не видела, а когда я тебе сказал – ты меня отправила, сказав, что фол не считается! – Он уже почти плакал, мгновенно перейдя из состояния безудержного счастья в беспросветное отчаяние. Её сердце разрывалось от желания одновременно его пожалеть, и понимания, почему этого делать нельзя. С девочкой в этом плане было бы проще.

– Успокойся, уймись и послушай. Вытри слезы, взрослому парню не пристало плакать! – она остановилась глядя ему в глаза. – В жизни, как и баскетболе, всегда будут люди, которые выше, умнее, сильнее и талантливее тебя, они будут толкать, оскорблять, переступать через тебя и идти дальше. И только ты решаешь, держать удар, вставать и давать отпор или бежать к маме, прося защиты и помощи. Я не всегда буду рядом, даже скажу больше, в моменты когда ты будешь больше всего нуждаться в нас с папой, мы не сможем тебе помочь, и не потому что не захотим, просто есть вещи с которыми ты должен справиться сам. – она смотрела на своего, совсем ещё маленького мальчика, жалея, что ему пришлось знакомиться с этой стороной жизни так рано, ведь любая мать всегда старается уберечь ребёнка, от зла всего мира, как можно дольше. Но сейчас в ней говорил Тренер.

– Поэтому ты не свистишь на мне фолы, потому что не хочешь мне помочь. – Ник пытался понять, принимая сказанные слова на собственный лад.

– Нет, сынок, именно потому, что больше всего хочу тебе помочь, я не буду свистеть на тебе фолы.

Они оба замолчали. Она надеялась, что Ник поймёт хотя бы часть из всех этих запутанных взрослых нравоучений. И он понял, спустя много лет, понял и был благодарен ей, хотя так никогда об этом и не сказал.

– А я стану сильнее, тогда, и буду играть лучше всех, если ты не будешь свистеть фолы? – Ник смотрел на неё с надеждой мальчишки, нашедшего для себя выход из запутанного лабиринта.

– Будешь, только для этого нужно работать и стараться на тренировках больше всех, и во время ложиться спать и хорошо учиться! – она лукавила, как и любой родитель, нашедший способ мотивации для собственного чада.

– Ты бы ещё сказала, что кашу нужно есть и не смотреть телевизор после девяти вечера, мам, я же не маленький – уже.

– Уверена, папа с тобой не согласится, а вот меня он поддержит на сто процентов.

– Это только потому, что ты его жена!

Они смотрели друг на друга и улыбались, обиды были забыты, а пролитые слёзы давно высохли. Это было яркое детское воспоминание, которое должно было напоминать о том, за что Ник так полюбил эту игру, как пришёл в спорт и с чего начинался его путь. Но сейчас это играло с ним слишком злую шутку.

…

Каждый раз он просыпался в поту, как от кошмара, хотя на самом деле организм просто пытался вывести из себя всю ту дрянь, что переваривал накануне. Ник ненавидел этот сон, как ненавидел сейчас всё, что связывало его с приходом в большой спорт. И больше всего он бесился от того, что каждый раз, испытывая это невероятное чувство, после победного броска, ему приходилось просыпаться, осознавая, что такого с ним больше не будет.

Ник пытался встать, но свинцовая голова начинала бешено вращаться, стоило ему оторвать её от подушки. Нужно было опохмелиться. Он потянулся рукой, шаря вдоль дивана, и припоминая в какой из бутылок, оставалось вчера хоть немного выпивки. Нашёл остатки безымянной водки и тут же осушил чекушку. Натощак жидкость обжигала горло и пищевод, вкус был отвратительный, с примесью нечищеных зубов и остатков рвотных масс на губах. Реакция не заставила себя долго ждать, и организм отправил всю порцию яда обратно вперемешку с кусочками подобия вчерашнего ужина и желудочным соком.