– Знаешь, Надежда, ты в полной мере оправдываешь своё имя, но меня не нужно спасать. К счастью или к сожалению, но наша жизнь не патриотический блокбастер, где группа солдат отправляется на выручку одного единственного пленника, теряет в ходе бесчисленных боёв больше половины личного состава, но всё таки спасает бедолагу, подспудно переосмысливая ценности дружбы и верности идеалам. Никогда не надо жертвовать большим, чем ты в конечном счёте приобретёшь. Овчинка того не стоит. Как и жизнь самого важного человека на земле никогда не перевесит жизнь человека вполне заурядного, про это нельзя забывать.
– К чему ты всё это говоришь? – Надя перебила его, как раз в момент одной из пауз. И теперь Ник знал как с ними бороться.
– Возвращаясь к нашему давнему разговору. Тратя время на меня, ты ничего не получишь для себя. Меня не спасти, потому что моя проблема кроется не в настоящем, а в прошлом, которое не изменить. С алкоголем или без, с таблетками, твоими нравоучениями или без оных, я так или иначе, рано или поздно прекратил бы дипрессовать. Но даже хорошее настроение ничего не изменит. Течение моей жизни существенно не изменится от погодных условий, а вот подхватить водоворотом и унести тебя, вполне может. Если ты понимаешь к чему это я.
– Чего уж там, ты сногсшибательный красавчик и перед тобой не устоять. – Надя паясничала, не желая принимать действительный поворот событий, – я поняла, ты снова намекаешь чтобы я свалила восвояси.
Они почти подъехали к дому, когда за последней репликой в машине снова повисло неловкое молчание. Каждый думал о своём. Ник боролся с раздиравшими его чувствами между тем, что было бы правильно, но оскорбительно несправедливо, и тем, что так хотелось сохранить, даже во вред себе. А Надя, скорее всего опять считала, что весенние жаворонки поют недостаточно звонко в сравнении со своими диснеевскими аналогами. По крайней мере на её лице блуждало неопределённое выражение, когда трудно понять сосредоточен ли человек на чём-то или витает в облаках. Ник не хотел себе в этом признаваться, но, отчасти, ему было просто страшно продолжать оборванный разговор, потому что он не знал куда тот его заведёт. Поэтому как и любые взрослые люди, имеющие разговор на достаточно щепетильную тему, они просто задвинули его в самый дальний ящик, как-будто того никогда и не было, иногда казалось, что Советский Союз с большим теплом относился к Соединённым Штатам в «холодной войне», чем эти двое деля общую кухню.
Постепенно оба оттаяли, нормализовав привычный ритм собственного быта и общения. Которые, к слову сказать, в некоторых аспектах стали не лучше, но страннее прежнего. Ник начал замечать, как часто Надя следит за ним, когда он делает вид, что занят или смотрит телевизор. Порой, ему казалось, что она пытается ему угодить, словно в засаде, ожидая когда ему что-то понадобиться в существенных мелочах: будь-то подача хлеба за столом или дистанционного пульта управления, укрыться одеялом или утолить банальную жажду. И тем не менее, это было похоже на кормление тигров в зоопарке. Она держалась на безопасном расстоянии, чтобы угодить чудовищу, и не дать оттяпать себе руку. Казалось бы несущественно, но Ник обращал на это внимание, лишь потому что сам стал чаще за ней наблюдать. Его забавляло как смешно она пыхтит, выполняя элементарные физические действия вроде: открытия дверок в шкафах и тумбочках, или поднятия кружки с чаем, наряду с глянцевым журналом, в такие моменты Надя была похожа на фанатичного культуриста, который вкладывается всей мощью мимических мышц своего лица, в разминочный подход. Как ей не нравятся запахи и внешний вид, какой-нибудь экспериментальной мерзости, приготовленной ею в кулинарном порыве. После чего она, на кончиках пальцев вытянутой руки, требует окружающих понюхать или попробовать, не дожидаясь их согласия, и запихивая своё творение под самый нос тем или вообще в рот. А так как Ник практически всегда оставался в одиночестве, в такие моменты, то и жертвой становился он сам. Но его это не раздражало, а наоборот, заставляло веселиться, перетекая в инсценированную борьбу полов. Когда Надя задумывалась, то всегда машинально пыталась достать языком до кончика носа, и стоило ей поймать себя за этим занятием как она тут же начинала испуганно озираться – не заметил ли кто. Это было настолько забавно, что Ник редко сдерживался, чтобы не спугнуть и не засмеяться в голос. За подобными шпионскими играми, они, в основном, проводили свой досуг, которые постепенно перерастали в, своего рода, ритуал, когда каждый не слишком старается спрятать нечто, что другой непременно жаждет найти.