Трёхцветная жизнь Оливера Дэвиса: Английское расследование (СИ)

— Обряд изгнания достаточно опасен, ты видела, к чему приводит вмешательство лиц, несведущих в этом, поэтому священников, практикующих экзорцизм, возводят в особый сан, если же его нет, то требуется разрешение епископа. Джон ещё очень молод…

— Что ты хочешь сказать? — Май никогда терпением не отличалась. Девичий крик пронзил кабинет директора SPR со скоростью бешеной пули. — Нару, ты не доверяешь Джону?

— Браун хороший специалист. Как коллега он очень полезен, но не стоит сближаться с ним и кем бы то ни было только потому, что тебе улыбаются. Маловероятно, что Джон возведён в сан, скорее всего, у него хорошие связи, — как мораль этот разговор заключался не в вине Джона, а доверчивости Май. Да, она чувствовала людей, но часто обманывалась, глядя на их якобы тёплое и приветливое отношение.

— Хорошо, я поняла! Мне надо общаться с тобой одним! — у обиды границ не было, как и точки кипения Май, булькать она могла до самого вечера, пока чувство вины не подкосит колени.

— Нет, но не доверяй каждому встречному, — предупредил он. — И да, если у тебя были какие-то планы на его счёт, то знай, католические священники не могут жениться.

Совсем спятил! — она бросила в его сторону алчущий крови взгляд, желая задеть его хотя бы за то, что он снова уткнулся в свои записи, а на неё махнул рукой в том плане, что я мол выговорился, теперь ты можешь быть свободна.

— Ну раз у него хорошие связи, то и эта проблема решаема! — нашла она что сказать.

— Разумно… — реплика Май заставила его прерваться, правда, то была жалкая секунда.

— Ладно, если ты не хочешь говорить о том, что тебя беспокоит, то я пойду. Отвлекать тебя нет никакого смысла, — отдала она должное ему своенравному.

— Май, постарайся больше не называть меня Нару, — его неожиданная просьба уничтожила все призрачные планы Таниямы, она-то придумывала себе офисные занятия, а здесь такое заявление. — В Эссексе нас будет ожидать группа студентов. Они знают меня под именем Оливер Дэвис. Я не хочу, чтобы им стало известно имя, которым меня смеют называть здесь.

— Они твои однокурсники? — вопрос напросился сам собой.

— Да, — уклончиво промычал он.

— Тебе их навязали? — не то чтобы Май считала Нару замкнутым, может быть чуточку в общении неприятным, хотя нет, дружелюбным его назвать язык не поворачивался.

— Это не имеет какого-либо значения. Сделай то, о чём я прошу, — его сдвинувшиеся к переносице брови подали сигнал, что пора уносить ноги.

— Хорошо, я предупрежу Монаха и остальных, — глупо открыть рот и как насытившийся галчонок закивать — это приходило на ум, и Май послушно замотала головой.

— Спасибо. На этом всё… — его голос звучал тускло.

Что-то он не кажется счастливым. Да и благодарит… — подумала Танияма, затворив за собой дверь. — Плохой это знак, Нару не просит и не благодарит, если ситуация не доставляет ему головной боли. Боюсь, поездка будет не увеселительной. А ещё этот разговор… Может ли он стесняться меня? Если там будут его однокурсники, то они могут посчитать меня невежественной… Я плохо говорю по-английски, да и терпение слабое. Я должна постараться, у Нару было много проблем из-за моего обучения в школе при рёкане… Верно! Теперь я точно знаю, что тот двухнедельный ад был пройден мной не зря! Я покажу им, какими могут быть воспитанными японки! Так, а теперь надо подумать, чего лучше взять с собой… Спрошу совета у Аяко!

Знал бы несчастный профессор, о чём подумала его подопечная, то ни в жизни не стал бы переходить границы офисного этикета. Его блуждающий взор изучал углы собственного кабинета; книжные полки, незапылённый компьютер и ореховый стол. Он покинул Японию в сентябре того года, здесь же всё осталось прежним.

Переживания излишни. Она не даст себя в обиду… — он на одну секунду задумался, какой скандал может устроить Май, если её задеть за живое, и чуть не разрушил свой образ высокомерного, не знающего эмоций существа. Вовремя сдержанный смешок, недовольное лицо из-за рокового проступка, и мышцы на его лице вновь расслабились. Да, он дал нужный стимул, теперь Май понимает, что он, как и любой мужчина, может её приревновать, и об этом надо помнить, однако вся прелесть хорошо сыгранной сцены заключается во внезапности: чем удачнее подобран момент, тем выше вероятность успеха, Оливер же в своём не сомневался — а это страшный порок. Гордыня — его излюбленный грех, а всякое прегрешение имеет свою цену, о своей же он пока ещё не подозревал.

В соседней комнате, на дверь которой посматривал Нару, Кодзё собирал материалы, запрошенные его несклонным к шуткам директором.

— Лин, зайди ко мне, — после долгих дум, Нару посетил архив и пригласил своего ассистента для разговора. — Ты справишься здесь один? — он засел за свой стол и в сотый раз посмотрел на красно-синюю диаграмму, распечатанную и привезённую из Ассоциации.

— Да, — Кодзё не стал присаживаться, так как понимал, что зашёл к Оливеру ненадолго. — Ты уверен, что я тебе не понадоблюсь?