Триптих откровения

Так я орал среди степи, машинально собирая руками шлам, в надежде сохранить хоть что-то, и если не увидеть воочию, то путём лабораторных исследований зафиксировать наличие ценного металла.

Из записей Игоря Юльевича

«Меня не перестаёт удивлять тот факт, что именно в конце своих дней я встретил, наконец, идеальную для себя женщину, которая словно синтезировала всех встреченных до сих пор моих пассий.

Мы прощаемся с ней, и не можем оторваться друг от друга. Губы наши сливаются, руки переплетают тела, мы льнём друг к другу. И не бывает момента, чтобы нам не хотелось этого делать. «Милый, родной, — говорит она, — прощаемся до завтра?» «Да я и сегодня бы не прощался, если бы мог», — отвечаю я…

Я хотел бы в тебе раствориться,

И чтоб ты растворилась во мне.

Чтобы мы не могли разделиться –

Не хочу, чтоб была ты во вне.

Мы сольёмся с тобой воедино,

Не на миг, а сольёмся навек.

Пусть живёт

Полнокровно-счастливый

Двуединый из нас человек.

…И кто же она, моя последняя (подчёркиваю это) пассия?.. Теперь она часто рядом со мной — с виду неприметная старушка, но с признаками внутреннего заряда молодости. Она прекрасна, если отбросить внешние следы увядания: морщинки на лице и синие прожилки на ногах. У неё удивительная фигурка и цвет голубых с поволокой глаз. Но главная особенность — это её беспредельная покладистость и неуёмный темперамент. Она легко воспламеняется и жаждет наслаждений, эротических наслаждений.

Воспламенимая легко,

Любовью дышишь ты ответной -

И солнце светит над планетой,

И я взлетаю высоко.

Так звучат мои стихи, когда я общаюсь с ней. И я люблю её не такой, какая она в данный момент передо мной, а такой, какая она есть, и была, люблю вообще всю и сразу. Воспринимаю прошлую — совсем юную дурочку, а потом малозаботную, легкомысленную девушку и, наконец, зрелую, и, как теперь уже, — совсем взрослую женщину».

* * *

— Немедленно остановите бурение, — распорядился я. — А этот чертов «крестовик» замените на прежнюю коронку и опускайте шламовку. Продолжайте проходку скважины укороченными рейсами. За выход породы будешь отвечать лично ты, — сказал я сменному мастеру, и пригрозил: — Если не сделаешь так, то обещаю тебе, будут неприятности такие, что мало не покажется. И с Шахларом разберёмся — не сомневайся!

Рассказ Лины

… «Я жила на Украине в маленьком городке, училась в женской школе. Ребята-парни нам казались святыми и недоступными. Изредка на какой-то из праздников к нам приводили мальчиков из мужской школы, позволяли танцевать вальс и играть в «ручеёк». Мы очень стеснялись, хотя в душе ликовали и очень ждали этих встреч. Я была поздняя дочь, и мною никто не занимался: брат и сестра были на много меня старше, и оставили дом, когда я была ещё совсем маленькой. Брат ушёл на войну, а сестру оккупанты угнали в Германию. Мы остались вдвоём с мамой. Во время войны к нам подселяли немецких солдат. Помню, как немцы, заходя в дом, разувались и заставляли маму мыть грязные ботинки. Ещё помню, как они приносили в котелках пищу, но никогда не делились. Я жадными глазами смотрела на еду и плакала, а немец, обращаясь к маме, говорил: «Матка, бей её, бей, пусть не плакает».

В конце войны, когда немцев выгнали, я пошла в школу. Училась хорошо. Помню, в школе мне понравилась одна девочка. Она была не похожа на обычных крикливых одноклассниц, всегда была внутренне замкнута в себе, и это делало её загадочной. Мы, хотя и не сидели за одной партой, частенько переглядывались. В этих взглядах таились взаимная тяга и симпатия. На переменках мы оказывались рядом. После уроков выходили вместе и шли до поворота, где расходились наши пути домой. У неё были большие, немного выпуклые, как почти у всех евреев, карие глаза. Однажды после уроков она привела меня к себе домой, где меня многое удивило. Резной сервант был заполнен сервизами красивой посуды. У окна стояло фортепиано — тогда это было большой редкостью. Фарфоровые вазочки и бронзовые статуэтки украшали журнальный столик и изящную тумбочку. Всё было не так, как у нас дома, где мы скромно жили с мамой. Помню, Алевтина усадила меня за обеденный стол, и мы стали пить чай. Тут я засмотрелась на картину, которая висела на стене напротив, резко повернулась и локтём задела чашечку, она упала на пол и разбилась, хотя и не совсем — отвалилась только дужка, но чашечка была повреждена. Мне стало неудобно. После этого эпизода моя подружка больше не приглашала меня к себе домой, видимо, мама запретила.

Семилетку я окончила с отличием, и без экзаменов поступила в ближайшем городе в геологоразведочный техникум, потому что там была хорошая стипендия. Вообще-то я хотела окончить среднюю школу и поступать в институт, но мама сказала, что она уже в возрасте и не сможет меня обеспечивать, надо как можно раньше получить специальность и стать самостоятельной.