Триптих откровения

— Ну, давай вместе. Я уже воспалился. Меня потрясывает, начинается дрожь. Давай быстрей, милая моя. Я уже не могу, я на грани. Как ты?

— Я? У меня трусики повлажнели. Мне хорошо, родной мой.

— А я не могу уже. Из меня выходит вулкан. Струя извергается, эякуляция, понимаешь?

— Не понимаю, а чувствую.

— Всё, всё. Дыхание замирает, сердце выскакивает из груди! О-ох, не могу… родная моя, сладкая, любимая, нежная, пылкая, о-ох!..

А чуть позже Игорь спрашивает; — Ты-то как?

— Ну, было приятно. Повлажнело всё. Получила удовольствие, но не так, как ты там. Вот если бы это ты мне делал, будучи рядом, я бы, наверное, подпрыгивала лёжа.

— Надо же, как мы чувствуем друг друга. Скоро, наверно, телепатически будем кончать. Говорят, Гоголь возбуждался мысленно до палюции.

— Откуда ты знаешь?

— Сам не знаю, где-то слышал. Но оставим Гоголя. Только мы с тобой, родная, сейчас и всегда, хоть вместе, хоть на расстоянии. Но с тобой.

— Игорёчек мой, фантазёрчик нежный, я лежу и представляю тебя рядом с твоим грибочком внутри меня. Хочу целовать его, маленького моего дружка, притомился, небось, после извержения.

Из записей Игоря Юльевича

«Ты дала мне возможность ощутить до конца, ощутить полностью всю тебя реально, осязать в любви твоё тело, восхищаться им и проявить своё очарование совершенством женщины, уникальностью её внешних форм и внутренней силы. Безотказность твоя обогатила меня чрезмерно.

Я не выхватываю плотоядным взглядом из толпы юного поколения молодых красоток, что, может быть, в определённый момент и присуще борзеющим старичкам. Напротив, мне нужна чуть перезревшая осенняя ягода, она мягче, значительно слаще той, которая переполнена соками роста, норовящими брызнуть в пространство так, что порой сама срывается с ветки на землю, и растворяется там, так и не постигнув прелести своего назначения.

Мне нужна ты, моя ягодка Лина, только ты. Мне нравятся твои ножки выше колен, они нежны и слегка рыхловаты. Я могу их не только касаться, но и осязать, гладить, похлопывать и вбирать в ладонь. Я поглаживаю их, тянусь губами, целую, и прижимаюсь щеками к бёдрам, обнимая обе ноги сразу. «Мальчик ты мой, необыкновенный, любимый и родной, да кто бы меня ещё так ласкал и называл самыми чудесными словами?» — говоришь ты.

… Лина страстная женщина, и когда я ей делаю «ручной» эротический массаж, она воспламеняется так, что я, боясь переусердствовать, слежу за её сердцем и редко довожу её до настоящего экстаза. Она тоже себя сознательно затормаживает. «Ох, как хорошо, тебе бы так, милый, наверно, не надо больше, боюсь, что сердце не выдержит, но как хорошо!», и я осторожно на этот раз всё-таки продолжаю. Наконец, Лина громко выдыхает: «Потекло!» и расслабляется. Промежность её влажнеет от извержения и становится липкой. Нежность заполняет меня и тяга любви, потому что она приятна мне, она «своя», и я для неё «свой»…

…Только встречают меня твои морщинки на лице, а, уходя, я вижу, как щёки твои алеют, лицо разглаживается. А искорки любви в твоих глазах вселяют радость от встречи и полученного любовного заряда.

…Ты говоришь: «А если бы кто увидел нас сейчас, что подумал?» И сама отвечаешь: — Кому, какое дело? Мы любим друг друга, и не обязаны впускать каждого туда, где нам всегда хорошо, чтобы мы ни делали, и как».

* * *

В стране произошли неожиданные для многих людей перемены. А если сказать больше, то и самой той страны, которая была — не стало. Огромная линия границы в одночасье разорвалась на отдельные отрезки, которые потом сомкнулись каждая сама по себе, замыкая схваченные впопыхах пространства. Родина для всех сузилась до размеров региона, в котором ты оказался. Некогда централизованная система геологической службы распалась, а потом и вообще исчезла. Отдельные виды работ, связанные в основном с извлечением ценных ископаемых, перешли в частные руки новоиспечённых предпринимателей и авантюристов, готовых народное богатство продать за бесценок, кому угодно, включая иностранцев, лишь бы сиюминутно лично обогатиться. Теперь геологов можно было встретить где угодно, только не в местах профессиональной деятельности.

Я шёл по одному из рядов барахолки, и вдруг в стороне мелькнуло знакомое лицо.

Приглядевшись, я узнал Игоря Юльевича. Он тоже меня заметил, и, подняв руку над головой, сделал знак, что видит меня, хотя тотчас свернул в ближайший проход между рядами. В руках у него была домашняя телевизионная антенна в виде большой тарелки. Я понял, что это его изобретение, которым он торгует по рядам. Завидев меня, вероятно, смутился и постарался скрыться. Не знал Игорь Юльевич, что и меня постигла такая же участь, и что не далее, как через дорогу, и я торгую кожаными изделиями, только не своими собственными, а работаю на хозяина из бывших геологов, только оказавшегося более удачливым.