Триптих откровения

Комната находилась на четвёртом этаже. Игорь лежал на тахте, одет был в трико и пуловер. Внешне он не походил на «обречённого». Лицо его не было худым и сизым, которое мы обычно видим и представляем у больных с таким диагнозом. Комната, хотя была небольшого размера, казалась довольно уютной. Внутри было всё необходимое: душ, туалет, два плательных шкафа по углам, холодильник, телевизор и кухонный уголок. На окнах висели приличные шторы, на полу у тахты лежал небольшой «натуральный» коврик, над столом висела репродукция осеннего пейзажа Левитана — чувствовалось, дочка позаботилась об уюте.

— Юра, спасибо, что появился, — сразу же обратился ко мне Игорь, — хочу передать тебе свои последние записи. Выбросить в урну — жалко, оставить там, где всё останется — бессмысленно. Они слишком эксцентричны, не вписываются в общепринятую модель. А тебе, я уверен, пригодятся, как побочный материал к рассказу.

Тут уже Вячеслав обратил на себя внимание: «Игорь, — сказал он, — если позволишь, я, пожалуй, удалюсь, тем более у вас есть о чём поговорить».

— Да. Да, Слава, спасибо за заботу, за продукты и фрукты, конечно, можешь идти, только я должен сказать вам, что меня определили в хоспис, завтра медсестра увезёт меня отсюда в онкологическую больницу. Я позвоню тебе, Слава. Спасибо за всё, и за то, что Юру доставил ко мне. Это очень важно.

Вячеслав ушёл, Игорь, не тратя времени, протянул свёрток рукописей и заговорил: — Юра, пойми правильно, это мои исповеди последних лет и дней, самых счастливых дней в моей жизни, с которыми я не могу не поделиться с тобой. Речь идёт о невероятной любви, в которую мне довелось окунуться, и быть по-настоящему счастливым. Впрочем, ты это поймёшь из записей. А теперь, главное: Лина, о которой говорится в моих откровениях, ушла в другой мир почти у меня на руках вот здесь, в этой комнате. Я должен был показать ей, где мы сможем всегда находиться вместе, пригласил её сюда впервые. Она подошла к подъезду, где я должен был открыть дверь домофона и встретить её. Я немного замешкался, и она, обнаружив, что дверь открыта, решила подняться сама. Тут я выхожу из комнаты и вижу, что Лина у самой моей площадки полулежит, ухватившись руками за прутья перил, а её правое колено упирается в ступеньку лестницы. Я подхватил её под руки и осторожно завёл в комнату, положил на тахту, расстегнул плащ и верхние пуговицы кофты, высвобождая грудь. Тут же вызвал скорую помощь. Лина была слаба и едва дышала. Врач, молодой парень, осмотрел её, послушал сердце, замерил давление и срочно вызвал «Кардиомобиль». Приехала специальная бригада, занимавшаяся сердечными заболеваниями, и увезла Лину в центр. Вечером её не стало. Отошла моя Линочка в мир иной.

— Это было пять месяцев назад, — произнёс он после паузы…

А перед самым моим уходом, словно спохватившись, сказал: — Юра, а ведь хорошо, что тогда тебе Шахлар не дал открыть месторождение. Эти нынешние нувориши так охочи до золота, что вмиг растащили бы. Кстати, что с Шахларом, как он там поживает?

— Нет Шахлара, — ответил я ему, — восемьдесят лет исполнилось, отметил, и умер.

— Ну, вот видишь, и, как в песне поётся, «тайну свято сохранил» для других поколений. Так что не обижайся, Юра, на него.

— Да я уже и не обижаюсь, — произнёс я.

Последняя запись Игоря Юльевича

«Линочка, прелесть моя, дивная нежная Ева! Передо мной твоя фотография. Я целую её, как только просыпаюсь. Я всё время думаю о тебе, и, глядя в твои голубые глаза с поволокой на фотке, разговариваю с тобой, как когда-то ты разговаривала с моей фотографией, ожидая меня. Разница только в том, что я-то к тебе непременно приходил, а ты ушла… навсегда.

И тяну я из памяти нить

Недалёкого пылкого прежнего…

Моя милая, кроткая, нежная,

Мне бы голову только склонить,

На колени твои склонить.

л ю б и м а я…»

P. S.

ЧУДО ИСЦЕЛЕНИЯ

Клочья тумана, как отары овец, разбрелись по склонам гор, поверх этих дымообразных туманных скоплений проглядывались заснеженные вершины Тяньшаня. Была средина лета. Мы сидели на скамейке у горной речки. Деревья по берегам раскудрявились, природа по-летнему похорошела, озеленилась.

— Я выполнил твоё пожелание, Игорёша, — говорил я Игорю Юльевичу. — Я использовал твои дневниковые откровения в своём новом рассказе, а теперь, когда увидел тебя и прошло моё изумление (Ещё бы, ведь ты явился буквально с того света!), испытываю угрызения совести за то, что сделал. Теперь ты мог бы и сам написать потрясающую историю вашей любви — любви дивной Евы и отрока Адама. Пришлось, конечно, кое-что домыслить, особенно в диалогах «Он и Она», иначе не получилось бы цельного изображения ваших отношений. Говорю, а сам всё ещё не верю, что это ты передо мной. Извиняюсь же за то, что удивительно скоро написал этот рассказ, будто спешил распрощаться с вами. Но это только усиливает мою радость от встречи с тобой..

— Да не мучай ты себя угрызениями, Юра, мы безгранично счастливы с Линой от того, что остались живы и вновь вместе, теперь уже навсегда, — утешал меня Игорь Юльевич…

* * *